велела нам проваливать.
Следующим мы встретили оборванца с дырой в левом ботинке.
– Скажите, вы бедняк? – спросил Освальд. – И есть ли у вас бедные маленькие дети?
Этот человек велел нам прекратить свои дурацкие игры, пригрозив, что иначе мы будем смеяться щербатыми ртами. Мы печально пошли дальше. У нас не хватило духу задержаться и объяснить, что мы не играем.
Еще дальше, у памятника, мы увидели молодого человека. На этот раз попытку сделала Дора.
– Извините, пожалуйста, – сказала она. – У нас тут в корзинке рождественский пудинг, и если вы бедный человек, вы можете взять кусочек.
– Я беден, как Йов, – хрипло ответил молодой человек. Ему пришлось сперва размотать красное кашне, чтобы это сказать.
Мы дали ему кусочек пудинга, и он поспешно откусил, не поблагодарив. В следующую минуту он швырнул пудинг Доре в лицо и схватил Дикки за воротник.
– Черт меня побери, если я сейчас не брошу вас в реку, всю вашу проклятущую компанию! – заорал он.
Девочки завизжали, мальчики закричали, и, хотя Освальд бросился на обидчика сестры со всей своей мужественной силой, автор содрогается при мысли о том, что могло бы произойти, если бы мимо случайно не проходил друг Освальда, полисмен. Парень в кашне был сильным мужчиной, Освальд еще не достиг своего расцвета, а река Куогги протекала совсем рядом.
Наш полицейский отвел обидчика в сторону, и мы стали взволнованно ждать, чем же закончится их разговор. Несколько долгих тревожных мгновений – и молодой человек в кашне с ворчанием удалился, а наш полицейский вернулся к нам.
– Он сказал, что вы дали ему здоровенный кусок пудинга со вкусом мыла и масла для волос.
Наверное, за масло для волос парень принял вкус коричневого виндзорского мыла, выпарившегося при варке.
Мы очень сожалели о случившемся, но все равно надо было как-то избавиться от пудинга. Правда, Куогги была под рукой, но, если ты собрал деньги на пропитание бедным детям и потратил на пудинг, негоже выбрасывать этот пудинг в реку. Люди жертвовали шиллинги, шестипенсовики и полкроны не для того, чтобы мы накормили рождественским угощением жадный речной поток.
И все же нам было страшновато и дальше расспрашивать прохожих, бедны ли они и какие у них семьи. Еще страшнее было предлагать пудинг случайным людям: вдруг они откусят и распробуют мыло, прежде чем мы успеем уйти?
Именно Элис, которую больше всего впечатлил павший на нас позор, придумала лучший выход.
– Давайте отнесем пудинг в работный дом. Там живут только бедняки, которым нельзя выходить без разрешения. Значит, попробовав пудинг, они не смогут за нами погнаться, чтобы что-нибудь с нами сотворить. Никто не разрешит им мстить подателям пудинга. А мы в любом случае избавимся от того, из-за чего нас мучает совесть… Это будет все равно что перечислить деньги совести[1], только у нас вместо денег будет пудинг совести.
Работный дом был далеко, но мы упорно шагали вперед, хотя очень замерзли и хотели есть больше, чем в начале пути.