лекарства придерживали для абортов, которые делали по блату.
Сидеть мне было неудобно, и я принялась ходить по палате. Когда начиналась схватка, подходила к окну и, наклонившись, сжимала руками подоконник. В перерывах утешала других рожениц, но послать им избавление от боли не могла – даже самой себе я была бессильна помочь. Одна из кричавших женщин вдруг так завыла, зарычала по-животному, что прибежали врач и сестра.
– Вот теперь рожаешь, – удовлетворённо сказала акушерка. – Вставай, пошли на стол.
И женщина действительно поднялась и быстро засеменила в соседнюю комнату, хотя мне казалось, что после того воя остаётся только умереть.
Я сама взяла в шкафу чистое белье и застелила освободившуюся кровать. «Когда же всё это кончится?» – билось в голове. Но пытка только начиналась. Первые мягкие схватки пробили место, расчистили путь для огненной геенны, в которую погружалось тело. Сознание не терялось, оно как бы стояло рядом и издевательски наблюдало: «Смотри, как тебе больно, ишь, как мучаешься! Так тебе и надо! Получила?» Вся прежняя жизнь, с ее радостями и печалями, со всеми ее персонажами и героями, словно растворилась, я не помнила никого, ни о ком не думала. Только немыслимая боль впивалась в меня, как указка учителя в нерадивую ученицу: «Вот тебе! Я покажу, как не слушаться!»
Молчать я больше не могла и закричала, тонко, визгливо. По-щенячьи, умоляюще смотрела на врача, который в тот момент делал обход. Молодой человек задержался у моей кровати, присел и стал осматривать меня. В коротком перерыве между схватками, собрав все силы, я вонзилась в его мысли. Хотела узнать, долго ли продлятся мои страдания. А увидела иное.
Он, доктор, испытывал неодолимое отвращение к роженицам. Их разверзнутые, бритые, в порезах, промежности, толстые рыхлые бедра, грязь под ногтями на пальцах ног, некрасивые, потные, искорёженные животной болью лица – всё вызывало брезгливость и тошноту. Он почти привык к тошноте, научился с ней бороться, но жизнь не мила, когда тебя мутит от работы. Человек с хронической морской болезнью не годится в моряки.
– Шёл бы в космонавты, – тихо буркнула я.
– Что вы сказали? – не расслышал доктор.
Но мне уже было не до ядовитых выпадов.
Схватка – девятый вал, цунами раздирающей боли наваливалась, хотела утопить меня.
– Пожалуйста, – быстро, лебезя и заикаясь, прошептала я. Никогда не предполагала, что способна упасть до такого абсолютного раболепия. – Больше не могу, сделайте что-нибудь! Умоляю вас!
– Дайте ей закись азота, – распорядился врач.
Ко мне подкатили аппарат, от которого шёл толстый шланг с маской на конце. Сестра приложила маску к моему лицу, щёлкнула тумблером и сказала:
– Глубоко не дыши. Только когда схватка начинается, три-четыре вдоха. А то совсем пьяная будешь.
Но я судорожно, как неудачливый ныряльщик воздух,