рассуждают современные женщины! И правильно! А я, дура, в любовь верила! Ну я пошла к себе. Если что надо – заходите.
Глава 2. Седьмое отделение
Утром Софья пришла в кабинет главврача в выглаженном халате и накрахмаленной шапочке. От нее исходил едва уловимый аромат французского парфюма.
– Вас, Софья Николаевна, хоть в кино снимай. Как устроились?
– Нормально. Пятнадцатая квартира оказалась свободной.
– Вот и хорошо. Работать будете на седьмом отделении. Двух врачей оттуда я перевел на второе отделение, один уволился, а завотделением Фильчаков стал начмедом – моим заместителем по лечебной части. Так что будете работать в отделении пока одна. Вашим куратором по интернатуре буду я. Я кандидат медицинских наук, имею высшую врачебную категорию, так что смогу вас кое-чему обучить. Привыкайте к самостоятельности, но если потребуется моя помощь, то я всегда к вашим услугам. Всегда рад помочь молодому врачу. Пойдемте, покажу вам седьмое отделение.
Через двор они пошли к корпусу, расположенному у самого леса. Когда Софья споткнулась о камень, Николай Павлович поддержал ее под руку и не отпускал, пока они не дошли до ступенек. Его ладонь была горячая. Николай Павлович цепко посмотрел на Софью, открыл ключом окованную железом дверь, и они вошли в коридор, тускло освещенный рядом зарешеченных лампочек на облупившемся потолке. Дохнуло больничными щами и хлоркой.
– А вот и седьмое отделение. При советской власти здесь лечили больных, страдающих вялотекущей шизофренией, в основном – московских диссидентов. Существовало даже мнение, что диссидентство уже само по себе – признак шизофрении. Вялотекущая шизофрения подобна мине замедленного действия – неизвестно, когда и как она проявится. И если врач ставил такой диагноз, то снять его было уже невозможно, потому что болезнь могла проявляться раз в несколько лет или «затихнуть» на десятилетия. В этом отделении осталось только двое больных с вялотекущей шизофренией, остальные выписаны и уехали в Москву. Кроме этих двух здесь еще лежат обыкновенные психи и маньяки. После ремонта это отделение мы перепрофилируем в наркологическое.
– А почему двое больных с вялотекущей шизофренией еще не выписаны? Этот диагноз уже нигде не признают.
– Тут дело не в диагнозе. Во второй палате лежат люди творческие. Кошкаров – художник, а Вородкин – поэт. Но если у поэта или художника нет признания и успеха, то у него появляются рассуждения типа: «Меня не понимают, до меня публика еще не доросла, я буду творить для себя и для будущего. Меня поймут потомки». Такие рассуждения приводят к психозам, психопатиям, неврозам и социальной запущенности. Это и есть букет диагнозов Кошкарова и Вородкина. Они находятся на грани между нормой и болезнью. Определить эту грань невозможно, потому что она постоянно смещается то в одну, то в другую сторону. Так что, Софья Николаевна, за месяц-другой вам надо привести их в порядок и подготовить к выписке. Пусть творят у себя Москве и там добиваются признания. А остальных больных постепенно