дежурная часть. Парни торчат на антидепрессантах и все равно не справляются. Сложно справиться с эмоциями, когда подвергшаяся насилию девушка приносит заявление, а ты, полицейский, вынужден сделать все, чтобы его не принять.
– Почему? – я была в таком шоке, по сравнению с которым грубое выражение кэпа вообще было ни о чем.
– Потому что, лейтенант Мэттланд, в отличие от жертв, которые еще надеются на справедливость и защиту, мы прекрасно знаем – обращаться в полицию для них попросту опасно. Как только заявление оказывается в базе – агрессор получает уведомление от ВСБ. И в лучшем случае после этого жертва придет забрать заявление, в худшем… больше никогда не придет. Придут родственники, подать заявление о пропаже без вести.
Помолчав, Айсвел спросил:
– Помнишь Вестекса?
– Парнишка такой, молодой, в дежурке сидел, – припомнила я.
– На двух дозах успокоительных сидел… и все равно застрелился неделю назад. Не выдержал.
Я поняла, что просто не могу все это больше слушать. Я не могу. Я так не могу! Я…
– Сходи к мозгоправу, у антидепрессантов только один недостаток – действовать начинают не сразу, обычно эффект через пару недель проявляется. Так что… не тяни.
Поняла, что действительно не стоит.
– А что жертвы? – тихо спросила.
– С ними сложно, – Айсвел не скрываясь, достал из внутреннего кармана компактную бутылку виски, щедро залил в свою чашку, и только отхлебнув, продолжил. – Ты же знаешь, приходят не все. По статистике подвергшиеся насилию обращаются в полицию лишь в пятнадцати процентах случаев. Если же агрессор вампир – все еще хуже, смелости и храбрости хватает максимум у пяти процентов пострадавших. И состояние тех, кто переступил через страх и пришел… Сама понимаешь. Парни в дежурной части стараются вести себя максимально отстраненно, вообще делают все, чтобы не принимать заявление, но… там же совсем отчаявшиеся люди, показная апатия и безразличие полицейских останавливают не всех. К сожалению, все попытки перенаправить пострадавших к психологам, воспринимаются жертвами как стремление заткнуть им рот, или замять ситуацию. А мы просто стараемся помочь, но даже не имеем права сказать об этом.
– У меня слов нет, – прошептала я.
– Ни у кого нет, – Айсвел пожал плечами, и выпил все из своей чашки. – Если удалось отговорить жертву от подачи заявления – это уже успех. Если жертву удалось довести до психолога – вообще шикарно. Но это наш максимум.
– А кризисные центры? – спросила, уже сильно подозревая, что услышу в ответ.
– Закрыты, – озвучил худшее Айсвел.
Тяжело вздохнул, и продолжил:
– Вампиры и раньше… ну ты сама знаешь. Нам на многое приходилось закрывать глаза, на слишком многое. Но после закона о декриминализации кровососы вообще берега потеряли. Раньше государство было на их стороне негласно, а теперь… теперь закон на их стороне. И они поняли, что можно не просто продолжать, можно вообще выйти за рамки, позволить себе больше, чем раньше.
Не