в строительной бытовке. Похоронил его родственник той самой хозяйки свадебных салонов.
Все соседи с улицы, где он жил, взгрустнули. Он был добрый малый, несмотря на свое пристрастие к спиртосодержащим напиткам.
Я знаю, что такие посты, как написанный мною про Эдика, набирают мало просмотров. Потому что они про печаль. Потому что общество не хочет думать про таких вот отверженных. Но удивительно, что в комментариях под постом меня ждала бурная реакция. Одни писали, что им жаль Эдика, другие – что не жаль и он сам выбрал такую жизнь. Но больше всего меня зацепил комментарий о том, что Эдик был по-своему счастлив в своей жизни. А ведь правда: я ни разу не слышала, чтобы он жаловался на свою судьбу.
Коська
Коська был патологический лгун. Врал он так искусно и филигранно, время от времени вплетая в свои рассказы реальные эпизоды своей жизни, что многие верили до последнего, пока последствия его лжи не всплывали уж слишком жирными обстоятельствами.
Познакомились мы с ним, когда я была примерно на седьмом месяце беременности. Мы с мужем тогда жили с родителями в их доме. Я сидела за столом на кухне на цокольном этаже, а они с моим свекром спустились и о чем-то долго разговаривали.
Коська был долговязым большеголовым подростком – светловолосым, с ярко выраженными веснушками. Одет скромно, постоянно себя одергивал и суетился, немного заискивая перед собеседником.
– Точно не краденый?
– Не-е-е, дядь Вить, взял у старшего брата. Ноутбук ему не нужен.
– Ну смотри у меня.
Дядя Витя торговал б/у техникой на рынке, и ему часто приходилось так вот «проверять на вшивость» тех, кто ее приносил. Сводилось все к тому, что он верил на слово. Но, как позже выяснилось, Коське доверять было нельзя.
Второй раз я встретила Коську, когда мы с мужем и маленькой дочкой жили на огородном массиве. Муж делал пристройку к основному дому – там планировали оборудовать теплый туалет и душ. Ему нужен был рабочий-подсобник, а тут случайно всплыл Коська.
– Я вместе с братом часто брал калым на стройке. Умею класть кирпич.
Так мы и взяли его к себе на работу. Парень он был неглупый, диалоги с ним было вести интересно. Он рассказывал какие-то невероятные истории, от которых я то и дело хохотала. Смех у меня звонкий и заливистый – и, слыша его, Коська заливал еще и еще: видимо, очень нравилось ему меня веселить. Его истории казались такими невероятными, что я им ничуть не верила. Но было смешно.
А иногда он рассказывал очень грустные истории из его детства. И мне почему-то казалось, что тут он не врет. Рассказывал про старшего брата, который был для него настоящим авторитетом. Про местную «майскую» шпану, с которой он связался и попал в тюрьму по малолетке. Про маму…
– Она меня никогда не любила. Когда меня посадили, ни строчки мне не написала, ни одной передачки не принесла. Сказала просто – сам, мол, виноват!
– Да нет же, как мама может не любить своего ребенка? Это она от отчаяния так сказала, – успокаивала я его.
Время от времени