палец поранила.
Вытираю лицо и заново наношу макияж. Светлую пудру на кожу, ещё красную от слёз. А хочется нанести чёрные тени по всему телу. Размазать. Смывать тщательно. Так я точно не пропущу ни одного уголка, к которому он прикасался.
Сегодня это было самое первое прикосновение за столько месяцев.
И я чувствую даже не отвращение к самой себе после тактильного контакта с ним. Пронизывает насквозь ощущение неправильности. Неправильности всего происходящего, когда он меня трогает.
Господи, а раньше… раньше мы постоянно прикасались друг к другу. И это было так… не пошло. Несмотря на всю болтовню наших знакомых, которые были уверены, что мы любовники.
То, что мы тянулись друг к другу, казалось таким естественным…
Мой сын плачет, а я наряжаюсь.
В комнате на малахитовом трюмо ждут две огромные шкатулки. Я достаю из них другие украшения. А те, что были на мне, когда Макс трогал моё тело, снимаю и кладу на ладонь.
Я снова вспоминаю Арского. Его руки на мне. Сжимаю подаренные Жанной украшения сильно, до треска. И бросаю в разгромленное гнездо из порванной одежды. Туда же летят трусики.
Комкаю овеществлённое воспоминание взаимодействия и выношу в мусорное ведро рядом с унитазом.
А теперь нужно двигаться дальше.
Здесь, с ним, я не останусь.
С ними обоими.
Они оба мне невыносимы.
Меня ждёт Айдар. Он отвёз меня к сыну. Успокаивал всю дорогу.
Господи, как же я испугалась. Слабачка.
Я испугалась, что больше никогда не увижу своего ребёнка.
Слабачка!
Уродливая мысль по-прежнему смотрит на меня жалобно. Но я делаю вид, что не замечаю её.
В гардеробной красивые вещи. Они все мне идеально подходят. Моё тело быстро восстановилось после родов. Как будто ничего и не было.
Я возьму маленькое чёрное платье. И уберу наверх волосы гребнем с рубинами. К моим коньячным волосам так подходит этот цвет.
У меня была заколка с красными стекляшками, когда я училась в школе. Такая дешёвая. А Серёжа говорил, что в моих волосах эти стекляшки как цветы в красных каньонах.
Тема антикапсульности и избыточности моего гардероба исчезает за закрытой дверью. Я надеваю туфли на шпильке. Встаю перед зеркалом.
Напрягаются, проступают венки под щиколоткой, когда надеваю такую высокую обувь. Но я сейчас очень хочу стать выше. Чтобы отдалиться максимально от того образа, по прозвищу которого Макс только что меня так беспощадно обезоружил.
«Чуточка».
Накидываю другой плащ.
Лето холодное. Его холод сродни могильному по сравнению с прошлым летом.
Мне не нравится, что входная дверь распахнута. Распахнутые двери наводят на меня тревогу. Запертые – тоже.
Крон стоит у калитки и лает.
Я слышу голоса за воротами.
Понимаю, что этот подонок пошёл к Айдару.
– Крон, место!
Собака послушно идёт в вольер.
Выхожу за калитку. Она глухо хлопает за моей спиной.
Макс оборачивается.