а после, когда они вновь пришли в движение, но теперь завертевшись по кругу, вроде наверчивая спираль, легохонько подался к ним. И в тот же миг липкие листки, ветоньки солнечной березы отпустили мое сияющее естество. Воронка тотчас втянула меня в глубины своей мягкой коричневой плоти. Ее стенки, дрогнув, плотно окутали со всех сторон меня, закупорили все щели, нежно качнули вправо… влево…
– Гамаюн-Вихо, – пробился сквозь те стены мягкий бархатисто-мелодичный голос Родителя. – Будь только осторожен. Не надобно, повторять, что ты везешь в себе самую большую бесценность нашей Вселенной. Новое, неповторимое и уникальное божество.
– Лучицу моего Господа Першего, – совсем тихо вторил своему Творцу саиб гамаюнов.
Глава пятая
Конечно, Отец меня всему научил. Однако, многие знания, как и способности, во мне находились с самого моего появления… особенно у меня. Очевидно, это было связано с самим моим возникновением. Я аки божество «неповторимое и уникальное», как величал меня Перший, «Изюминка Всевышнего», как говорил Родитель, уже нес их в себе. Впрочем, возможностью проникнуть в человека, обладала каждая лучица. И Отец, в свое время, прежде чем меня выпустить пояснил, каким образом сие самое вселение я смогу проделать. Но он только пояснил… только растолковал, самой же практикой я не занимался. И вельми волновался, еще тогда, когда находился в руке Творца, еще тогда, когда он меня выпускал. Я страшился подвести моего любимого Отца, страшился подвести его чаяния…
Тогда…
Тогда, Отец был рядом, совсем близко и посему я хоть и тревожился, но верил в свои силы.
Нынче, когда стенки плоти саиб гамаюна прижимались ко мне, нежно лаская, все изменилось. Я почасту от волнения стал отключаться. А если и приходил в себя так ярко сиял, что Гамаюн-Вихо не раз шептал успокоительные слова надо мной. Хотя… Такой его звонкий голос, вряд ли располагал к умиротворению, скорее он предназначался, абы пробудить, встряхнуть, придать бодрости. И оттого напряжения я волновался еще сильней, боясь, что не смогу вселиться в плоть и потому не увижу моего дорогого Творца.
– Может, стоит изъять женщину носящую чадо с Зекрой и поместить к нам на пагоду, чтобы все прошло благополучно? – говорил Вежды, прибывший прямо перед самым моим выпуском из руки в пагоду Першего. – Чтобы мы были уверены в благополучном вселении лучицы?
Это был в отличие от Отца весьма крепкий в стане и плечах Господь. Его черная кожа, как и положено всем Зиждителям, отливала золотом, и сквозь ее тонкую поверхность проглядывали оранжевые паутинные кровеносные сосуды и еще более ажурные нити кумачовых мышц и жилок. Покато-уплощенной смотрелась голова Бога, поросшая мельчайшими, точно пушок завитками курчавых черных волос, а лицо с четкими линиями, где в целом высота превосходила ширину, завершалось угловатым острием подбородка. Тонкими, дугообразными были брови моего старшего брата, крупными с приподнятыми вверх