Так серо… так пусто! Неужели Вик жил так бедно?
– Вику в эти дни было не до заботы об убранстве замка, – баронет нахмурился, вслушиваясь и, покачав головой, уверенно шагнул к балюстрадам, явственно направляясь в правое крыло, – Что-то растащили убегающие из замка трусы, что-то забрали в качестве платы лекари и маги… Да, Нормонд в эти дни несколько обнищал, но, можешь поверить, граф этим совершенно не интересовался. Его главным богатством всю жизнь были дети и, теряя их, о прочем достоянии он не думал. Тише! Сюда.
Роман, который шел с открытым ртом, озирая пустые серые стены, пытаясь увидеть хоть какие-то следы привычной роскоши на потолке, и в результате налетевший на балюстраду, недовольно поморщился и, потерев ушибленное бедро, поспешил за родными.
В гостиной антураж был несколько повеселее – привычно горел камин в углу, потрескивали поленья; стоял большой, сейчас почти пустой стол, вокруг него толпились стулья, и даже на окнах висели тяжелые портьеры. Здесь стены не были серы – их обтягивала какая-то шелковисто поблескивающая ткань, а сверху виднелись картины, изображающие разнообразные сцены охоты. Здесь пол не был грязен, как в холле – он по-прежнему блестел, говоря о трудах приходящей прислуги, и крича о благосостоянии семьи.
На середине большой столешницы высилась огромная ваза с букетом чудесных, источающих дивный аромат, цветов.
За столом, на том месте, что в настоящем времени предпочитал занимать Альберт, сидела, уткнув лицо в ладони, убитая горем женщина.
Ренард вошел и, увидев ее, остановился, тяжело вздыхая и делая знак спутникам тоже замереть. Женщина была ему знакома.
– Ада… – хриплый голос баронета перекрыл собою треск поленьев, и графиня де Нормонд, вздрогнув, подняла голову. Увидев брата, она слабо улыбнулась и поспешно стерла бегущие по щекам слезы.
– О, Рене… – голос ее дрожал, говорить удавалось с трудом, – Я не ждала тебя, прости. Тебе… тебе известно о нашем несчастье?
Мужчина осторожно кашлянул и, беспомощно оглянувшись на столь же растерянных друзей, аккуратно кивнул.
– К-конечно, милая, конечно. Бедняжка Натали…
– Натали! – Аделайн улыбнулась с оттенком неизбывной горечи, – Моя маленькая принцесса… Ее нет уже несколько лет, но боль все не утихает, ты прав. Но я говорю о другом несчастье, Рене, я говорю об Адриане… Он болен, и я боюсь, очень боюсь – все повторяется, как с Натали.
Баронет тяжело вздохнул. Ситуация немного прояснилась, стало понятно, хотя бы приблизительно, какой сейчас период времени, но сказать об этом сестре он, конечно, не мог. К тому же, убитой горем женщине следовало как-то представить своих спутников, коих она не заметила до сих пор лишь потому, что плакала, и момент для этого тоже казался неподходящим.
– Я… – мужчина замялся и вдруг так и расцвел, осененный идеей, – Я слышал, конечно, Ада, слышал. Я привел целителей! – он обернулся и широким жестом указал на совершенно ошарашенных таким поворотом Татьяну и Романа.
Аделайн всхлипнула и, сжав