и думала о скорой разлуке. Невероятно, даже в страшном сне ей не могло привидеться, что думать об этом она будет с облегчением. Нет, конечно, мысли о скором путешествии Генульфа темной незримой тенью весь этот год омрачали даже самые радостные дни, но дальше откладывать исполнение долга было невозможно. «Чем скорее приступишь к неприятным обязанностям, – рассуждала Рофана, – тем скорее вернуться покой и беззаботность. Генульфу, конечно, придется нелегко – он не уверен в необходимости того, что должен совершить. Но проклятье было произнесено и слово было дано. И теперь никто, кроме него не может этого поправить».
Генульф, видимо, это тоже понимал, потому что не прошло и двух дней, как он объявил о своем отлёте. Рофана заботливо собрала мужа и долго не могла разжать рук, когда обнимала его на прощанье. Она и потом, после того, как орелин скрылся из вида, всё стояла и стояла на том месте, где он её оставил, словно боялась пошевелиться и обнаружить, что его рядом нет.
* * *
Рофана собралась ждать долго. Весь прошедший год она готовила себя к этому и решила, что, сколько бы времени ни прошло, но Генульфа она дождется, даже если для этого ей придется прожить ещё одну жизнь. О том, что он может не вернуться, орелина старалась не думать. Вернее, она рассуждала так: уж если Судьбе было угодно, чтобы именно Генульф искал детей Дормата, то она не допустит, чтобы он погиб. А, когда дети найдутся, ее муж отведет их на Сверкающую Вершину, и там уж пусть они сами разбираются и с Хеоморном, и с Большим Советом. Ее же Генульф будет свободен и вернется к ней, в свое Гнездовище. И станут они жить, как жили.
Рофане очень нравилось так думать, но она и помыслить не могла, что Судьба над ними просто посмеется.
Генульф вернулся меньше чем через месяц.
Он спустился со скал пешком, совершенно ободранный и страшно израненный. Ноги его едва слушались, крылья безжизненно повисли, и одно из них было безнадежно сломано. Ни кожаных мешков с едой, ни теплой одежды… Руки стали красными от крови, сочащейся из многочисленных глубоких порезов, и было совершенно непонятно, как он вообще смог вернуться. Видимо, одно лишь страстное желание добраться до дома вело его и поддерживало силы, потому что, едва увидев своих, Генульф свалился без чувств. И только еле слышимое дыхание подсказало Рофане, что он ещё жив.
Несколько дней и ночей несчастная орелина билась над мужем, вспоминая все, что знала из искусства ольтов. Дети и невестки помогали ей, кто, чем мог, но, видимо, знаний Рофаны оказалось недостаточно. Генульф в себя не приходил.
Тогда одна из девушек предложила обратиться за помощью к ее отцу, который умел врачевать. Бескрылые ещё не ушли из Долины, и Рофана, всю ночь и половину следующего дня, плела крепкие толстые веревки, чтобы на них можно было поднять в Гнездовище взрослого мужчину. Ещё полдня ушло на перелет с сыновьями в Долину и переговоры с бескрылыми, и только поздно