изображали отдыхающих возле бара, завизжали так, словно их пытались заставить работать бесплатно. Немногочисленные гости старательно пробовали притвориться мебелью и предметами интерьера.
– Господин Фьярви! Да что творится-то! – воскликнул Дархан, пытаясь стряхнуть нападавших.
Я шагнул было к нему, и меня тотчас же придержали под белы рученьки. Обернувшись, я наткнулся взглядом на физиономию, которая могла бы быть у ожившей репы, и услышал:
– На пол! Работает АМБ!
Кивнув Дархану, я послушно лег на ковер – орк последовал моему примеру. Мимо нас пробежал еще один отряд – затопали на второй этаж, и я услышал, как хлопнули двери. Так, судя по расположению, это номера эльфов. Стоп, но даже если они наябедничали на самоуправство Орочьей Десятки, этим будет заниматься не агентство малой безопасности.
Значит, дело плохо.
Вскоре отряд спустился со второго этажа, и нам с Дарханом позволили встать. Я отряхнулся, мысленно сделав заметку: приказать горничным мыть полы в два раза усерднее. Человек с лицом репы продемонстрировал мне бумажный конверт, из которого выглядывало то, что могло быть только хмель-травой, и ехидно осведомился:
– Вы Фьярви Эрикссон?
Я кивнул. Дело не просто плохо, дело очень плохо. Ушастые сволочи оставили мне неприятный сюрприз, освобождая номера.
– Это найдено в номере на втором этаже, – сообщил человек-репа. – Конверт вашей гостиницы с хмель-травой.
– Ну и что? – парировал я. Я слишком много лет в этом деле, чтобы меня можно было брать вот так на пушку, словно какого-то босяка. – Во-первых, изъят с нарушением процедуры. Во-вторых, докажите, что это найдено, а не подброшено вами. А в-третьих…
Человек-репа побагровел. Кажется, он ждал, что я паду ему в ноги и буду уговаривать решить дело миром, показывая обеими руками на сейф. Да-да, уже бегу.
– А в-третьих, это не хмель-трава, – прозвучал в холле невозмутимый голос Азоры. – Это петрушка.
Я обернулся, чувствуя, как в груди разливается тепло. Азора стояла чуть поодаль и смотрела так, что любой, на кого падал ее взгляд, немедленно начинал чувствовать себя грязью под ее обувью.
– Ты кто еще такая? – спросил человек-репа.
– Я повар этой гостиницы, – в голосе Азоры звенели льдинки. – И можете мне поверить, это петрушка.
Человек-репа заглянул в конверт, вынул из него разлапистые листья петрушки, и вид у него был такой, словно он переел селедки с молоком и осрамился посреди главной площади Келлемана. Надо было быстрее брать дело в свои руки, и я хищно улыбнулся.
– То есть, АМБ врывается в мою гостиницу, пугает постояльцев… – начал я, и девки госпожи Бьянки запищали: «Да! Да! Пугает!» – и бросились к бару запивать испуг. – И в итоге показывает мне петрушку?! Да я до губернатора дойду! Вымогатели! Шантажисты!
Я кричал еще долго, пугая и губернатором, и королем-батюшкой, и карами небесными – люди в черном сконфуженно спешили на выход, а мы с Дарханом шли за ними, угрожая и обещая спустить все шкуры, если эти люди хоть приблизятся к «Вилке и единорогу».