«Касабланка» был величайшим фильмом всех времен и народов, а сцену, в которой люди стоя поют «Марсельезу», не могу пересматривать без слез. А еще мы не поговорили о том, что драки в «Матрице» похожи на танцы, и эта хореографическая техника драк потом использовалась во множестве фильмов, таких как «Люди Икс» и «Сорвиголова». Вместо этого я ответила, что особо ничем не интересуюсь, и пусть он лучше расскажет побольше о себе.
Пока мы сидели в тусклом свете ночного клуба, пол которого был липким от пролитых на него напитков, я слушала, как Доминик рассказывает о себе, прерываясь лишь на то, чтобы страстно поцеловаться со мной.
И, конечно же, мне казалось, что вот он – самый невероятный мужчина моей жизни.
Следующие пару месяцев Дом делил со мной все: брал меня с собой в парк скейтбордистов, разрешал ездить с ним на его крутом спортивном велосипеде – так мы могли отправляться в долгие прогулки по побережью. Он дал мне почитать несколько очень стоящих книг об известных художниках граффити, но за день до моего девятнадцатого дня рождения Доминик позвонил мне и сообщил, что встретил другую. Он не назвал ее имени. «Бет, – сказал он, – ты ничего неправильного не сделала, все дело во мне, я кусок дерьма».
Так завершились мои вторые «серьезные» отношения. Вот. На самом деле пока я была сначала с Лиамом Уилкинсоном, а потом с Домиником Холлоуэйем, я любила Джоша Бэгли. Он был стихийным поэтом, предпочитал выступать перед публикой в барах. Мы познакомились в библиотеке, в полдень какого-то заурядного понедельника. Мне исполнилось двадцать два года, я исследовала одну стойку с книгами за другой, перебирая корешки, пытаясь найти сборник коротких рассказов Энни Прул (я посмотрела «Горбатую гору», снятую по одноименному рассказу писательницы, – трогательная история про любовь двух голубых ковбоев, и меня это настолько зацепило, что я хотела найти что-то еще из Прул почитать).
Или мне, например, нравился Грэм Грин (фильм по его роману «Конец главы» долгое время был среди моих фаворитов). И вот, пока я ходила между стеллажами, мне на глаза попался худощавый мужчина с дредами, болтавшимися аж до самой талии. Он стоял в самом дальнем углу библиотечного зала и поглядывал на меня, улыбаясь.
– А ты не пробовала почитать стихи? – обратился он ко мне. – Могу подсказать сборничек, который сорвет тебе крышу.
Если быть честной, то битническая поэзия Сан-Франциско, которую предложил Джош, не очень-то меня впечатлила, но его взгляд был таким теплым и обещающим, а улыбка – нежной и интеллигентной, что я сразу же согласилась прийти и послушать его выступление в Сэнкчери-кафе, маленькой обители маргинальных непризнанных музыкантов и писателей. На вечере яблоку было негде упасть, но я нашла место у столика, пришлось сидеть рядом с лесбиянками средних лет, их звали Дэн и Берн. Джош заметил меня, подойдя к микрофону, и, пока он говорил о влиянии современности на консервативные ценности (рифмовал «хуевые бомбы» со «старушкиной пломбой»), смотрел мне глаза в глаза,