и безобидный, – сказала она, но при этом скрестила руки на груди и обхватила ладонями локти, как делала всегда, когда нервничала.
– Смотри, – сказал он. – Я сам отгоню к нему «пинто» в субботу. Надо будет оставить – оставлю. Но, скорее всего, Камбер сразу же все и починит. А я выпью с ним пива и поглажу пса. Помнишь его сенбернара?
Донна улыбнулась:
– Я даже помню, как его зовут. Он так рьяно облизывал Тэда, что чуть не свалил его с ног. Помнишь?
Вик кивнул:
– И Тэд все время ходил за ним хвостиком и повторял: «Ку-у-у-джо… ко мне, Ку-у-у-джо».
Они рассмеялись.
– Иногда я себя чувствую такой дурой, – сказала Донна. – Если бы я умела обращаться с механической коробкой передач, то могла бы взять твой «ягуар», пока ты будешь в отъезде.
– Нет, не могла бы. «Ягуар» – зверь норовистый. К нему нужен особый подход. – Вик выпрямился и захлопнул крышку капота.
– Ну ты БАЛДА! – простонала она. – Там же твой лимонад!
У него был такой уморительно изумленный вид, что она не выдержала и рассмеялась. Через минуту он тоже расхохотался. Захлебываясь от смеха, они повисли друг на друге, как двое пьяных. Тэд прибежал посмотреть, что происходит, и уставился на родителей округлившимися глазами. Убедившись, что все хорошо и мама с папой не сошли с ума, он и сам рассмеялся. Примерно в это же время, в двух милях от них, Стив Кемп опустил письмо в почтовый ящик.
Позже, когда стало смеркаться, жара слегка спала и в воздухе замелькали первые светлячки, Вик раскачал сына на качелях.
– Еще выше, пап! Еще выше!
– Еще выше не надо, а то перевернешься вниз головой.
– Тогда сделай пробежку, пап! Сделай пробежку!
Вик со всей силы толкнул качели прямо к небу, где уже зажигались первые звезды, а сам пробежал под перекладиной на другую сторону. Тэд радостно завизжал, запрокинув голову. Его волосы развевались на ветру.
– Круто, пап! Давай еще раз!
Вик еще раз толкнул качели, теперь уже спереди, и Тэд воспарил в тихую жаркую ночь. Тетушка Эвви Чалмерс жила неподалеку, и испуганно-восторженные крики Тэда стали последними звуками в ее жизни; она сидела на кухне, пила кофе, курила восьмую сигарету подряд, и ее сердце внезапно остановилось, одна из его тонких стенок почти безболезненно лопнула. Тетушка Эвви обмякла на стуле, в глазах потемнело. Где-то на улице кричал ребенок, и сперва ей подумалось, что это был радостный крик, но когда ее разум уже отключался, когда она падала в пустоту, словно кто-то толкнул ее в спину – со всей силы, но незлобиво, – ей показалось, что ребенок кричит от страха, от боли; потом она умерла, и Эбби, ее племянница, нашла остывшее тело на следующий день. Кофе тоже остыл, недокуренная сигарета превратилась в хрупкий столбик пепла, нижняя вставная челюсть торчала из морщинистого рта, как выдвижной ящик с зубами.
Уже совсем вечером, перед сном, Тэд с Виком сидели на заднем крыльце. Вик пил пиво. Тэд пил молоко.
– Пап?
– Что?
– Я не хочу, чтобы ты уезжал.
– Я