попытался вначале доказать, что он – муж, затем воззвать к чувству милосердия Жени, но она была непреклонна.
– Собираешь вещи в присутствии участкового, и чтобы через 40 минут вас тут не было. Не будем задерживать сотрудника полиции при исполнении.
Полицейский порывался уйти, муж выговаривал хотя бы сутки на сборы, Евгения понимала, что еще немного, и она завязнет в этих бюрократически-полицейских формальностях на месяцы. Нужно было действовать решительно. Женя сказала:
– Выходите из квартиры прямо сейчас, вещи я соберу и выставлю на лестничную клетку через час.
Участковый горячо поддержал Женю. Торчать в чужой квартире сорок минут ему явно не хотелось, равно как и совершать в нее новый визит.
Женя позвонила Анне. Анна приехала через сорок минут. Еще через тридцать пять минут подруги выволокли на лестничную площадку две коробки, чемодан и рюкзак.
– Я позвоню завтра, – жалобно сказал Андрей.
– Хоть через год, – мрачно ответствовала Женя. Она захлопнула дверь и набрала телефон службы по установке дверных замков. Новый замок был установлен через час.
Аня героически караулила квартиру. Через час Женя вернулась домой с ресторанными бифштексами, тортиком и бутылкой водки:
– За торжество психотерапии! – торжественно провозгласила она тост.
– И за победу здравого смысла над любовью, – добавила Анна.
Наказание
Надя самокритично посмотрела на себя в зеркало и добавила еще тоналки. Все равно синяк на скуле просвечивал сизой тенью. Что поделаешь, либо так, либо выглядеть, как клоун, сбежавший из цирка. Надя вздохнула, надела солнцезащитные очки и взяла сумку для продуктов.
– Пива возьми, – буркнул с дивана Славик, мучившийся похмельем.
– Сам возьмешь.
– Чё, давно не получала? – поинтересовался бойфренд. – Я ведь и добавить могу.
Надя стиснула зубы и вышла из квартиры.
Как же она дошла до жизни такой?
Сколько себя помнила, Надя жила с матерью. Отец технично самоустранился из их семьи еще до ее рождения, ушел к другой женщине. Сейчас, при зрелом рассуждении, Надя понимала, что не может винить его за это решение. Мать ее была женщиной язвительной, склочной и мстительной. Вину за уход отца она, недолго думая, возложила на плечи дочери.
С шести лет Надя слышала в свой адрес, что она бестолковая, некрасивая, тупая, криворукая, что испортила матери жизнь самим фактом своего бесполезного существования.
– Послал же Бог наказание, – говорила мать брезгливо. – Вся в отца: такая же никчемная.
В детстве Надя порой внимательно рассматривала себя в зеркало, пытаясь найти хоть какие-то хорошие черты, хоть немного делающие ее похожей на маму. И ужасалась, когда не находила. Ей до слез было жалко маму, которая мучается с такой уродиной и неумехой.
– Опять около зеркала вертишься весь день! – ругалась на нее мать, когда замечала эти тоскливые бдения. –