ые худые ноги, Уильям Смитбек потянулся и обнял жену за плечи. – Налей-ка мне еще.
Нора наполнила его стакан. Смитбек поднял его к свету, любуясь гранатовой жидкостью. За этот портвейн он выложил сотню баксов, но вино того стоило. Смитбек отпил глоток и громко выдохнул.
– Ты – восходящая музейная звезда. Вот погоди, лет через пять вообще станешь у них главной.
– Не говори глупости.
– Нора, бюджет урезают уже третий год подряд, а они вдруг дают твоей экспедиции зеленый свет. Этот ваш новый босс явно не дурак.
Смитбек уткнулся носом в Норины волосы. Его всегда волновал их запах – сейчас от них слегка веяло корицей и можжевельником.
– Ты только представь: летом мы вместе поедем в Юту на раскопки. Если, конечно, тебя отпустят с работы.
– У меня четыре недели отпуска. «Таймс», как водится, будет по мне безумно скучать, но ничего – как-нибудь обойдутся.
Он сделал еще один глоток и подержал вино во рту.
– Нора Келли, экспедиция номер три. Отличный подарок к нашей годовщине, лучше не придумаешь.
Нора бросила на него иронический взгляд:
– А разве сегодняшний ужин не был подарком?
– Именно так и было задумано.
– Все было здорово. Спасибо.
Смитбек только подмигнул в ответ. Он пригласил Нору в свое любимое «Кафе художников» на Шестьдесят седьмой улице. Идеальное место для романтического свидания. Мягкий интимный свет, уютные банкетки, приятно возбуждающие картины Говарда Чендлера Кристи и ко всему этому совершенно потрясающая еда.
Смитбек почувствовал на себе взгляд жены. Ее глаза и лукавая улыбка сулили еще один подарок. Он поцеловал ее в щеку и прижал к себе.
– Они дали мне все, о чем я просила, – со вздохом сказала Нора.
Смитбек что-то пробормотал в ответ. Уютно устроившись рядом с женой, он мысленно справлял поминки по только что поглощенной еде. В качестве аперитива он позволил себе парочку коктейлей с мартини, за которыми последовали всякие мясные деликатесы. Основное блюдо было представлено стейком по-беарнски с жареным картофелем и шпинатом под сметанным соусом. Ну и, конечно, ему досталась изрядная доля оленины, заказанной Норой…
– Ты понимаешь, что это значит? Я смогу закончить свою работу о распространении культа качина[1] на юго-западе страны.
– Это потрясающе.
На десерт им подали шоколадное фондю и тарелку с дивно пахнущими французскими сырами. Смитбек легонько погладил себя по животу.
Нора замолчала, и они какое-то время лежали неподвижно, наслаждаясь взаимной близостью. Смитбек украдкой посмотрел на жену, и чувство удовольствия накрыло его, словно одеяло. Он не был религиозен в прямом смысле этого слова, что не мешало ему чувствовать прямо-таки неземное блаженство от пребывания в великолепной квартире, находящейся в величайшем городе мира, где ему повезло получить работу, о которой он всегда мечтал. Нора была прекрасным спутником жизни. Им многое пришлось пережить вместе, но опасности и невзгоды только сблизили их. Она была красива, стройна, увлечена интересной работой, за которую к тому же хорошо платили, незлобива, чутка и умна – а главное, это была, что называется, родная душа. Смитбек невольно улыбнулся. Слишком хороша для этого мира. Такого просто не бывает.
– Рано еще расслабляться, – произнесла Нора, поднимаясь с дивана.
– Почему?
Она пошла на кухню, чтобы взять кошелек.
– У меня еще есть дело.
– Так поздно? – удивился Смитбек.
– Вернусь через десять минут.
Подойдя к дивану, Нора пригладила мужу волосы и нежно поцеловала его.
– Никуда не уходи, мой мальчик, – промурлыкала она.
– Ты что, смеешься? Меня с места не сдвинешь, как мыс Гибралтар.
Улыбнувшись, она снова провела рукой по его волосам и направилась к двери.
– Будь осторожна, – напутствовал ее Смитбек. – Не забывай о странных посылках, которые мы получаем.
– Не волнуйся. Я уже большая девочка.
Через мгновение хлопнула дверь, и послышался звук закрываемого замка.
Положив руки под голову, Смитбек со вздохом вытянулся на диване. Он слышал, как Нора прошла по коридору и вошла в лифт. Потом все стихло, кроме невнятного городского шума за окном.
Смитбек догадался, куда пошла его жена, – в кондитерскую за углом. Она была открыта до полуночи, и там делали замечательные торты, которые он так любил. Особенно ему нравилось генуэзское пралине со сливочным кремом и кальвадосом. Если повезет, Нора принесет именно его.
Он лежал в полумраке, прислушиваясь к дыханию Манхэттена. От выпитых коктейлей течение времени несколько замедлилось. Он вспомнил строчку из рассказа Тербера: «Все так приятно расплывается, все навевает сладкий сон». Он всегда чувствовал какую-то безотчетную симпатию ко всему, что писал его коллега по работе журналист Джеймс