понять; они остановились в нескольких шагах, образовав вокруг меня неправильное кольцо.
Кольцо не полное – только полукруг, потому что я прижался спиной к стене дома, у самого входа в него.
Это была счастливая мысль или инстинкт: тем самым я помешал напасть на себя сзади.
– Что вам нужно? – спросил я у нападавших на их языке: мне повезло, что я бегло говорю по-испански.
– Твоя жизнь! – последовал лаконичный ответ. Это произнес мужчина зловещей наружности. – Твоя жизнь, филибустеро (пират)! И мы ее отнимем! Так что можешь опустить свой пистолет. Сдавайся, янки, если не хочешь, чтобы тебя прикончили на месте!
– Ты можешь меня убить, – ответил я, глядя негодяю в глаза, – но раньше я убью тебя, достойный сэр! Слышишь меня, каваллеро? Первый, кто сделает ко мне шаг, упадет. Это будешь ты, если у тебя хватит храбрости.
Не могу описать, что я чувствовал в это время. Помню только, что был спокоен, словно участвую в репетиции театральной сцены. А ведь это была подлинная трагедия, которая могла закончиться смертью!
Хладнокровие мое, возможно, объясняется отчаянием или инстинктом, подсказывавшим, что больше ничего меня не выручит.
Мои слова и сопровождавшие их жесты произвели впечатление. Рослый человек, явно предводитель, видел, что я выбрал его первой целью для своего выстрела, и отступил в толпу.
Но среди его спутников были более храбрые и решительные; снова со всех сторон послышался крик: «Муэра эль американо!»; патриоты почувствовали новый прилив гнева.
К тому же толпа непрерывно увеличивалась, с улиц подходили все новые горожане. Я видел, что мой шестизарядный пистолет меня не выручит.
Не было никакой возможности спастись. Смерть, несомненная, ужасная, смотрела мне в лицо. Я не видел способа избежать ее. Оставалось только подороже продать свою жизнь.
Перед смертью я уничтожу немало этих трусливых убийц.
В их руках я не видел пистолетов или другого огнестрельного оружия – ничего, кроме ножей и мачете . Они могут подобраться ко мне только спереди; и я был уверен, что прежде чем они достаточно приблизятся, я смогу разрядить оба пистолета. Не менее десятка врагов умрут до меня.
У меня великолепная позиция для защиты. Дом у меня за спиной построен из адобес (необожженный кирпич), стены у него в три фута толщиной. Дверь очень прочная. Я стоял, прижавшись к ней спиной, и косяки с обеих сторон защищали меня. У меня было позиция барсука, на которого в норе нападают терьеры.
Не могу ответить, долго ли сумел бы продержаться. Несомненно, это зависело от храбрости нападавших и их гнева, который разжигали постоянные крики «Муэра эль американо!»
Но никто из кричавших так и не устремился ко мне, навстречу верной смерти.
Они окружили дверь, словно стая свирепых псов, загнавших в тупик оленя, и даже самый смелый из них не решается прыгнуть вперед.
Несмотря на то, что я понимал: это ужасная трагедия, все же что-то в ней напоминало фарс: так долго и так старательно нападавшие держались подальше от меня.
И ещ