из медвежьей шкуры, что был укрыт, и вылез через порог дверцы дормеза, споткнувшись, на улицу. Запнувшись преизрядно и ногу зашибив. Время приближалось к обеду. Это ему желудок сообщил. Есть хотелось. Очень хотелось. Три дня шампусиком и коньяком питался. Огляделся. Как там двойника зовут? Прохор, Фрол, Полуевкт?
– Братец, – обратился он к задающему овёс в торбы лошадям конюху.
– Проснулись, ваше сиятельство, – приветливо улыбнулся великан. Сам такой.
– Запамятовал…
– Прохор, ваше сиятельство. – Как индеец стукнул себя кулаком в мышцы на груди конюх.
– Точно. Прохор. А скажи, Прохор, где мы?
– Царское Село эвон за поворотом. Станция первая от Петербурха. – Махнул рукой Прохор, и зерно просыпалось на утоптанный снег, куда сразу бросилась стайка воробьёв.
– Поесть хочется.
– Так их сиятельство, Платон Александрович, колбас и кур копчёных в дорогу наложили. И хлебушек свежий. Чего там-то травиться. Как бы холеру не подцепить.
– Ну, покорми лошадей. Потом мы с… А сказочную девку как зовут?
– Шахерезада.
– Серьёзно? – Шутник Платоша Зубов.
– Простите, ваше сиятельство. Дворня Хавроньей кличет. А по святцам Ефросинья. Благомыслящая по-гречески. – Ох и слуг ему Зубов подкинул. Конюх греческий знает.
– Хорошо, покорми лошадей, Прохор… Стоять. Бояться. А Прохор чего значит по-гречески?
– Идущий впереди, ваше сиятельство, – поклонился великан, смущённо так по-детски улыбаясь.
– Всё страньше и страньше. Ладно. Идущий впереди, покорми лошадей, а потом и нас с… Шахерезадой благомыслящей.
Возок проветрили, перекусили и дальше тронулись.
– Ефросинья, ты как решишь…
– Бзднуть?
– Э та сёр![6] С-сука. Ну, как решишь, так стукни Прохору. Выйди на улицу. Ну, в общем, будь коммуникабельней.
– Слушаюсь, ваше сиятельство. Сказку сказывать? – девица большущими глазами преданно на него глянула.
– А отец кто?
– Так Прохор же. Я уж выревела у их сиятельства Платона Александровича, чтоб, значится, вместе отправил в ссылку.
– В ссылку? Н-да. Ладно, Хавронья, рассказывай свою сказку.
Ну, что можно сказать? Сказать можно, что читала девка про Бову-королевича или слышала от кого эти сказки.
– Ефросинья, а ты грамоте обучена? Читать, писать умеешь? – дождавшись конца во-о-о-ол-шебного путешествия Бовы-королевича, превращённого в Ивана-царевича, спросил, зевая Пётр.
– Так точно, ваше сиятельство, и по-русски, и по-французски, и по-немецки. Матушка у меня у графа Салтыкова в дворне была. Вместе с его детьми училась. А потом и мне всё рассказала и научила. Ну, а после и я с детьми уже Сергея Васильевича у француза месье Николя училась. – Девушка потупилась.
Чего вдруг. Но тут запах долетел. Пришлось опять останавливаться. Что ж, дорога будет не скучной.
После второй станции, где Брехт решил всё же чашку