но манит.
Слышу дикий гудок автомобиля, который проезжает в паре сантиметров от меня, отпрыгиваю и ударяюсь о дверь своей машины.
– Идиотка! Убиться решила?! – вопит водитель, а я смотрю вперед невидящим взглядом и кажется, что опять в палате нахожусь в жутко неудобном гипсе, под которым нещадно зудит кожа.
В этой комнате все стерильное и белое. Ненавижу этот цвет! Возненавидела сразу же, как очухалась после сложной многочасовой операции.
Глупая Иза все смотрела на белоснежную дверь палаты и ждала, когда ко мне придет оперировавший меня профессор, ведь на мои бесконечные вопросы медсестры не отвечали, отмалчивались, говорили, что не в их компетенции и я ждала, ждала, ждала…
Казалось, что в мой маленький белоснежный ад войдет седовласый демиург и даст надежду.
Эта дрянь не подыхает ведь.
Теплится в душе до последнего и травит своим ядом. Ведь разумом я понимала, что все. Подобные травмы не совместимы с дальнейшей жизнью спортсмена, но я верила…
Глупая наивная Иза. Сколько еще раз твоя надежда будет подбивать тебя на самом взлете, который со временем превратится в стремительное падение, и я до сих пор лечу в самую бездну.
Дыхание вырывается рваным всхлипом и тело сильно знобит, а я все никак не выберусь из воспоминания. Я еще там, в том дне, когда белоснежная глянцевая дверь в мою палату отворилась, впуская седовласого врача олимпийской сборной.
Я наблюдала, как размеренной поступью светило медицины подошел к моей кровати и сел на стул совсем близко.
Он смотрел спокойно, профессионально. Без эмоций, а я впервые молчала. Боялась задать вопрос, который иглой был воткнут в душу. Тот случай, когда не стоит вытаскивать шип, он останавливает кровотечение, а вынув его, ты принесешь лишь смерть…
– Мисс Фостер… Вы выздоровеете.
Произнес спокойно врач, давая понять, что все хорошо.
Смотрю в лицо интеллигентного мужчины с седой бородкой и, наконец, выдавливаю из себя свой главный вопрос, который крутится в мозгу с первой секунды, как пришла в себя.
– Доктор, когда я смогу вернуться к снарядам?
Сердце заходится в неровном темпе. Улыбка, которая зацвела секундой ранее, меркнет из-за неприятного леденящего душу предчувствия.
В ответ получаю молчание, острый взгляд и крупицу жалости на дне голубых глаз, которая гаснет так же быстро, как и возникает.
– С этим сложнее, Иза… Мне жаль, но у тебя редкий перелом лопатки, травмированы мягкие ткани, есть разрывы сухожилий… Мы сделали все, что было в наших силах, но последствия необратимы для тебя как спортсменки.
Замолкает опять, а я от этих пауз взвыть готова.
– Что вы этим хотите сказать, профессор?
Дыхание перехватывает. Из глаз уже текут слезы. Я ведь все понимаю. Давно это знала, чувствовала, но жалкая надежда во мне все цепляется за камни и не хочет падать вниз со скал. Живучая дрянь.
Все размазывается и добродушное лицо пожилого врача деформируется пеленой горя.
– Иза, девочка. Мне очень жаль, но олимпийская сборная