отжал намокшие штаны и разложил их на горячем песке сушиться:
– Часами просиживая без движения на берегу, один, в ожидании клева, я перестал замечать время, а возвращения домой с пустыми руками, что далеко не редкость, научили меня не привязываться к результату. Ни потеря времени, ни отсутствие цели давно не имеют для меня значения. Жизнь протекает и в безвременье, и в безрезультатности, но при этом она может быть прекрасна именно там, где ты сейчас.
Огорченный Икар еле слышно спросил:
– Ты не последуешь за мной?
Рыбак вытянул из реки оливковую ветку с нанизанной на нее рыбой и протянул молодому человеку:
– Нет. Слова твои не вдохновляют умиротворенную неспешным течением бытия душу, но всем, кому захочется послушать про Икара, стремящегося к Солнцу, я не откажу в пересказе нашего разговора.
Икар с благодарностью принял из рук Рыбака улов и пересчитал тушки.
– Все правильно, – произнес он, – одиннадцать штук.
– Почему правильно? – удивленно поднял брови Рыбак.
– Одна уже сорвалась, – загадочно ответил Икар и бодро зашагал вдоль реки, не сводя глаз со сверкающего на водном зеркале Солнца.
Глава 2. Икар и второй апостол
Не редкие минералы, затертые в складках каменных одежд, не слюда, переливающаяся всеми цветами радуги на скальных боках, не вкрапления золотых самородков в толще остывшей лавы, но черная, наполненная тучным гумусом, пахнущая мульчей и грибными спорами земля – вот главное богатство человечества, вот истинный дар Богов и жертва матушки-Землицы заселившим ее просторы недоразвитым особям. Так рассуждал Землепашец, закончив обработку надела и притулив ноющую спину к плугу, со счастливой улыбкой на лице вдыхая отдававшее недрами тепло в еще прохладный, утренний воздух. Длинноносые грачи, громогласные его спутники, суетливо вышагивали по вспаханной земле, ловко хватали неожиданно для себя оказавшуюся на поверхности живность, подбрасывали вверх несчастных букашек и червяков, звонко клацая клювами от удовольствия, и бежали дальше, к зазевавшейся мошке или сколопендре. Сколько раз наблюдал за этой картиной буйного пиршества Землепашец и не уставал восхищаться неисчерпаемым богатством земного покрова, приносящего свои плоды уже в первые минуты после того, как его коснется рука человека.
Подвижная, дышащая, копошащаяся перина под жаркими лучами солнца «полыхала» тягучим маревом, и крестьянин, устав отмахиваться от назойливых слепней, уже начал погружаться в долгожданную дрему, как вдруг на краю поля, в трепещущем воздушном полотне возникла одинокая фигура, которая, и не подумав обогнуть вспаханный надел, направилась прямо к утомленному наблюдателю. Сначала Землепашцу даже показалось, что наглец, посмевший надругаться над периной черного бархата, не ступает на нее вовсе, а как бы парит над землей, но стоило незнакомцу приблизиться, как стало ясно – на теле нетронутой, девственной «кормилицы» остаются грубые отпечатки его сандалий.
– Какого черта! –