и норовило ускользнуть от его внимания…
– И поэтому ты сжигаешь свою каллиграфию?
– Нет. Есть другая причина.
– Родители?
– Они привыкли.
– Влюбился и всё кажется бесполезным?― девочка не отставала.
– Ты так и не ответила, откуда знаешь моё имя и как меня нашла.
– Так мы же в одной школе учимся!― заявила девочка.
– Откуда, вы, девочки, каждый раз знаете, кто где учится?
Та шагнула вперёд и ткнула пальцем в рукав гакурана, что закрывал предплечье.
– Видишь, герб на рукаве вышитый. Вы, мальчики, их никогда не замечаете. А вот девочки сразу замечают, что ты из самой престижной школы, которая есть в Японии.
– А тебя не смущает, что в нашей школе мальчики и девочки учатся раздельно?― не выдержал школьник.― И что ваш корпус ― он вообще на том берегу, возле университета Васэда?― и он указал на узкую, но бурную полоску серой реки.― Так что видеть меня раньше ты никак не могла.
– Ну и что?― удивилась девочка.― Герб-то у нас один на оба корпуса школы.
– Но откуда ты знаешь моё имя?
– Так оно у тебя на тетрадке написано,― правая рука девочки вдруг сверкнула в воздухе, выхватила из фуражки тетрадь вместе с блокнотом и торжествующе потрясла ими в воздухе,― Вот, видишь. Сам же подписал, когда думал, что это будет тетрадь по геометрии.
– Эй, отдай!
– Ты всё равно собирался их жечь,― заметила девочка, как-то немыслимо прижав зонтик плечом и открывая второй рукой школьную сумку,― Так что лучше я их себе заберу. У меня всё надёжно хранится, можешь не беспокоиться. Могила!
И блокнот, и тетрадь исчезли в недрах сумки. Потом замочки захлопнулись.
– Там нет ничего важного,― устало произнёс Кимитакэ.
– Тогда тебе нечего и беспокоиться.
– Я там только кружки рисовал. Ты должна знать это упражнение. С него начинается вся каллиграфия.
– Отлично. Обожаю кружки! Они так похожи на рисовые колобки!
– А ты может слышала, что нарисованными колобками сыт не будешь?― сурово спросил Кимитакэ.
– Если и слышала, то на себе не проверяла,― как ни в чём ни бывало отозвалась девочка,― Если ты собираешься уничтожить все свои работы, лучше отдай их мне. Вместо того, чтобы страдать со спичками.
– Зачем тебе они?
– Мои отец собирал редкости, а я собираю странности.
Школьник поднял фуражку с каменных плит, тщательно отряхнул, нахлобучил обратно на голову. Потом взял портфель, тоже его отряхнул. И только после этого заявил:
– А я думаю, что ты просто интересуешься каллиграфической магией.
– Даже если интересуюсь, то что в этом плохого? Боишься, что налеплю тебе жёлтую бумажку на лоб и заставлю подчиняться моим приказам?
– Этого у тебя не получится.
– Разумеется, ты же в этом лучше разбираешься. Может быть, ты вообще один из немногих, кто постиг это старинное искусство.
Школьник так и дёрнулся от этого заявления. Какое-то время