которая ухитряется пронести алкоголь даже на территорию конфуцианского монастыря, и женщин на грани обморока.
Не дожидаясь ответа, инспектор Чан пошел в подсобку, включил там электрический чайник и начал греметь посудой. Я сидела на полу, прислонившись к стене. В воздухе все еще чувствовался запах духов девушки, и от этого тошнота далеко не уходила, поэтому я старалась смотреть на молодого офицера по имени Гиль. Он стоял в дверном проеме, разведя нитки с бусинами, и общался с кем-то снаружи.
– Хм, – раздался голос инспектора. – У вас тут есть сосновые иголки, розовые бутоны и какой-то химический лимонный чай в гранулах. Я такой не люблю.
Как будто и себе собрался приготовить!
А он действительно вышел с двумя кружками.
– Сосновый чай – древний напиток благоденствия, – философски изрек инспектор, заглянув в кружки, и сел рядом со мной на пол. – Не думал, что его еще кто-то пьет. На вид – сплошная вода, да и на вкус тоже. Люблю улун, но у вас его нет. Матча, когда он настоящий, тоже неплох.
Он вложил мне в руки теплую кружку, а из второй отпил сам. Вел себя так запросто, будто нет ничего более естественного, чем выпить чайку после того, как санитары унесли тело. Я сделала глоток. Зря он ругал чай – приятный хвойный вкус. Я сосредоточилась и глотнула еще, щекой чувствуя его взгляд.
– Что с ней случилось? – спросила я, когда обморок немного отступил.
– Выглядит как инфаркт. В остальном врачи разберутся – может, приняла что-нибудь. – Он поймал мой взгляд и криво улыбнулся: – Не волнуйтесь, никакие убийцы тут не бродят. Пейте чай, хотя он, конечно, так себе. Сосна, с которой собрали эти иголки, была очень старой.
В салоне царила уютная тишина, гул голосов стих. Гиль примостился за моим столом и печатал на планшете – видимо, какой-то отчет заполнял. Если не хочу умереть, как эта девушка, и стать буквами в отчете полиции, надо продержаться без любви каких-то десять лет. Интересно, что Вселенная подразумевает под любовью? Если я легонько кем-нибудь увлекусь, это считается?
Мама точно сказала бы: «Конечно считается».
Сухо стукнули бусины шторы, и зашел мой отец. Инспектор медленно перевел взгляд с отца на меня и обратно. Такое же удивленное лицо у него было, когда он только зашел в мой салон. Забавно, что, работая в Йемтео, одном из самых туристических мест города, он все еще удивляется, видя людей в национальной одежде. Но, может, это и правда странно выглядит: я сижу тут в ханбоке и с традиционной заколкой, приходит мой отец – тоже в ханбоке и традиционной широкополой шляпе.
– Вы что, во времени путешествуете? – спросил инспектор, подтвердив мою догадку, и глянул на меня. – Если сейчас придет ваша мать, одетая как придворная дама эпохи Чосон, я не удивлюсь.
Он с кряхтением поднялся, оставив свою кружку на полу, и неспешно подошел к моему отцу. Коротко поклонился ему. Отец кланяться в ответ не стал – так был растерян. Ну еще бы, до сих пор его дочь ни разу не ввязывалась в истории с приездом полиции.
Инспектор Чан Чон Мин коротко глянул на меня и пошел