это Кумбель, уж Кумбель, так Кумбель. Скалы рыхлые, будто здесь взрывотехник работал. И река. На широкой морене сначала чуть бегут ручейки, сливаясь, потом расходясь, исчезая под лед, и вот небольшая речушка-ребенок, волчонок, покусать норовящий ботинок без смысла.
Так примерно шагали часов до пяти. Здесь уж девочки-речки не видно. Тут девушка с юным упорством, то ли колдуя, то ли в скверный характер войдя, рушит, ревет и убить, попадись, обещает. Ткнется в берег отвесный – ку-ку, нам опять переправа. Если же берег и тот вертикален, лезем, кандальники, вверх, хоть это не просто. Чавкает грязь под ногой и вместе с тобою к низу ползет. Взяться за камень не думай. Это не камень, а симулякр, остаток скалы-развалюхи, только дотронься, он в реку тебя унесет. Главное – зрению не доверяй. Что видишь, то только глазами и трогай. Вцепись зорким глазом, а рук не протягивай, цыц.
Солнце не в радость, его нам не надо. Скалы – не скалы, а рухлядь для самоубийц. Ну а девушка стала ведьмой, ведуньей, бессмертной. Мощной дланью ворочает бульники лихо. Как кулаком упрется в ботинок, ревет и мимо летит. И летит, и летит в бесконечность, мокрою пылью кидая нежданно в глаза.
Переправа, – вверх. Переправа, – вверх. Лезем наверх второй, третий, десятый раз. Не до счету.
Рев снизу. Это рев кипящей плоти земной. Нет ей меры, нет названья так, чтоб понятно.
Какая колдунья, смешно. – Стихия, кипящий котел. Какая река? не течет, не играет. Ни камней, ни воды – ничего. Белая – белее вершинных снегов, белее белого цвета. Бесплотна? Плотнее летящего поезда лба.
Наконец, берег правый расширился, стал проходим. Река сама по себе, ей нет дела до нас, ну и славно. Если б силы остались…
Что же Шар? Может, блаженствует? Вряд ли. Бодро идет шагах в двадцати. Конечно, его я держу. Не может он бросить меня и быстро домой побежать. Наверно, ругает себя, что связался. Но по виду не скажешь. Надежней стены, но и как на стене, я на нем ничего не читаю. Кроме надписей: «Опасно», «Шагай», «Подожди».
Около девяти вечера мост показался. Всё. Дела нам нет до реки. Мы на твердой земле, на дороге. Мы с людьми, хоть людей и не видно пока. Шар впереди, ногами одна за другую цепляясь. Как мои ноги идут, мне не понять. Вверх ведь часа полтора, в темноте, без сознанья, на автопилоте. Полтора часа вне жизни.
теплой землей мягкой травой
в камень на жесткий снег
сине-лиловое над головой
как неподвижный бег
и от земли в воздух крутой
лезвием забытья
выслушать мокрой метели вой
голос ее нытья
там выше воя и выше нытья
неописуемый свет
жизнь на другой стороне бытия
где и травы нет
После этого Большого похода Шар как бы приблизился ко мне. Он мне и жизнь спасал. Как-то я увязла в снегу так, что не могла поднять ногу. Он подскочил, схватил меня за шиворот и выдернул из ловушки, как цыпленка. Я в душе была благодарна ему, но кроме родственных, –