ни на есть волшебные дела.
Воспоминания против воли захватили Варю, понесли, но она не могла позволить себе погрузиться в них, а только лишь боязливо озиралась в поисках тех, кто мог бы ненароком прочитать её мысли. Снова это гнетущее чувство, что за ней кто-то постоянно приглядывает и что нельзя думать собственные мысли, не вызывая подозрений. Это чувство жило в ней со дня ареста бабушки. А в чем, собственно, провинилась её бабушка?
Ну да, была она непростого нрава, не из степенных старушек, да и старушкой её вряд ли можно было назвать из-за её вечно приподнятого настроения и неиссякаемой веры в лучшее. Даже когда её арестовывали, она, прихватив свой ридикюль, потрепала перепуганную Варвару за щёку и заявила, глядя в полные непонимания и отчаяния глаза внучки: «Выше нос, мы скоро встретимся!» Здесь оптимистичная бабушка проиграла чрезвычайке, и её обещание застыло в вечности.
Она была очень образованной и в высшей степени воспитанной, и её детская взбалмошность ни разу не перешагнула границ дозволенного. Она постоянно о чём-то рассказывала, придумывала небылицы, которые так нравились Варваре. Даже сплетни в её устах не выглядели злобным карающим мечом, – она всё умела превратить в забавный, а порой и назидательный анекдот. А как она считала! Эта хваткость ума относительно математических операций не передалась Варе. Казалось, бабушка была последней, кто вкусил наследие купеческой семьи: Варе оставалось лишь диву даваться, какие сложные математические вычисления бабушка играючи совершала в уме, – современным счетоводам, до смерти зависимым от листика бумаги и счётов, было чему поучиться у этой старушки.
Так они и гуляли втроём по улицам Новониколаевска: Евдокия Лукинична со своим ридикюлем, в котором помещалось удивительное количество вещиц, начиная от платков и заканчивая флакончиком нюхательной соли, который бабушка таскала с собой с завидной регулярностью, как будто каждый день собиралась падать в обморок. Знавший бабушку простой люд втайне посмеивался над её странностями. Видно, еще в юности ей внушили, что у барышень обязательно должен быть с собой такой пузырёк, и она пронесла эту уверенность через всю жизнь, хотя уж и мода на обмороки-то давным-давно прошла.
Соль резко ударяла в нос запахом лаванды – цветка, чуждого в этих краях. Бабушка и не заметила, как сама стала чужой в новой реальности, раздавившей и перетеревшей в пыль её общественный класс. Ксения, подруга детства Вари вообще происходила из элиты, из семьи инженера железных дорог, который трудился в бригаде Константина Михайловского по возведению моста через Обь.
Её дед был из дворян, воспитывался в первом кадетском корпусе, затем учился в Михайловском артиллерийском училище. По его окончании в 1853 году сразу попал на Крымскую войну, позже служил в Санкт-Петербургском арсенале. После пяти лет службы в артиллерии поступил в Михайловскую артиллерийскую академию. Но, очевидно, более военной