туманит рассудок и будоражит меня всю. Ноги становятся ватными, пульс отбивает хаотичное стаккато, и я буквально висну на шее у Руслана, затаскивающего меня в коридор.
Его мощные ладони впечатываются в мою талию, колено расталкивает бедра, горячее дыхание опаляет покрывающуюся мурашками кожу. И я стремительно падаю в поглощающую нас бездну и не узнаю собственный хриплый голос, шепчущий что-то до безобразия порочное.
Как день от ночи отличающийся от моего мужа этот Бекетов будит во мне грубую чувственность, задевает самые потаенные струны и надавливает на те точки, о существовании которых я раньше не подозревала.
Скоро Руслан исчезнет из моей жизни, так почему не взять от нашей близости максимум? Почему не освободиться от въевшегося в подкорку страха и не слететь с катушек? Хотя бы на несколько дней. Пусть.
Достигнув линии невозврата, я выпускаю на волю все потаенное, выжимаю себя досуха и то же делаю с глыбой-Бекетовым. Я рассыпаюсь на мелкие осколки в его ловких сильных руках, взмываю ввысь перепуганной птицей и камнем падаю вниз, потому что канаты надежно привязали меня к мужчине с черными, как сама ночь, глазами. Еле дышу, наблюдая рождение сверхновой, и оставляю глубокие царапины-борозды на его спине.
И есть во всем творящемся между нами что-то хрусткое, острое, уязвимое. Готовое превратиться в серый пепел-прах от одного неосторожного слова-вздоха, движения.
– Дарина, ты самая настоящая ведьма. В средневековье тебя бы обязательно сжег на костре какой-нибудь инквизитор.
– Сам меня и спалишь. Пошлешь к дьяволу в ад.
Горько хмыкаю, отчетливо представляя разделяющую нас пропасть, о которой Руслан еще не знает, и устало сползаю вниз по стене. Истратив все нервы, захожусь в гулком истерическом хохоте, и никак не жду, что Бекетов сядет рядом и зафиксирует мой подбородок горячими пальцами.
– Э нет, девочка. Я спущусь в ад, если ты вдруг отправишься туда без меня.
Не дышу. Не говорю. Практически не существую, растворяясь в опасной бездне антрацитовых омутов. Хапаю больше, чем могу вместить, и лихорадочно выпускаю воздух из легких, с горем пополам восстанавливая дыхательные функции.
Прикосновения Бекетова, грубые и жгучие, доламывают стержень внутри меня и окончательно подчиняют чужой воле. Вынуждают позволять Руслану все и убеждают безропотно молчать, что бы он ни сделал. Перебросил бы через плечо, швырнул бы на примятую постель и оцарапал бы трехдневной щетиной мой подбородок.
– Мне пора.
Пищу не слишком убедительно и затыкаюсь в следующую секунду, когда его горячее тело вжимается в мое. Не могу мыслить рационально и теряю себя всю, дурея от пьянящих прикосновений. Бекетова слишком много. Кажется, что он везде. Цепляет зубами мочку уха, трется своим носом о мой нос, приникает губами к пульсирующей жилке на моей шее. Не знает запретов и стоп-слов и чересчур стремительно превращает меня в послушную куклу-марионетку. Которая по его команде неестественно выгибается, пошло стонет и мнет дрожащими пальцами черную атласную