ней ближе и тихо проговорил:
– Не бойтесь, я не выдам вашу тайну.
Чееееерт… Этого только не хватало.
Она уставилась на него, холодея изнутри и пытаясь понять, что этому человеку нужно. А он быстро огляделся кругом и как бы невзначай выдал:
– Я вижу, вы путешествуете налегке?
Разговор Маре не нравился, и этот человек ей не нравился.
– Да, – ответила она, оборачиваясь в сторону постоялого двора.
Не хватало еще, чтобы кто-нибудь их услышал.
– Но этот способ не слишком удобный.
Он пренебрежительно указал на большую повозку, в которую сейчас грузились ее попутчики. И, кстати, он ее задерживал, сейчас все набьются, и ей потом придется всю дорогу ютиться где-то с краешку.
– Меня устраивает, – проговорила Мара.
– Такая девушка заслуживает лучших условий. Если хотите, я мог бы устроить вас у себя. Мой дом открыт для вас, мадхен, – мужчина быстро оглянулся кругом, склонился к ней и чуть понизил голос. – А потом… завтра, или когда вам будет угодно, доставил бы вас к вашему дяде?
Он напирал так неприкрыто, что Мара разозлилась. Сразу припомнились все те полунамеки, которыми обменивались они с дядей Меркелем. Ведь этот человек был явно в курсе всех тех делишек, что проворачивала матрес Фоурм при дворе.
Злость придала силы, она смерила его взглядом и отодвинулась.
– Вам ведь знакомо имя матрес Фоурм? – спросила Мара негромко.
Мужчина нахмурился.
– Знаете, с ней приключилось такое несчастье, – начала она, отмечая про себя, что взгляд мгновенно мужчины сделался острым. – До его величества вдруг дошли слухи о том, что на отборе за его спиной процветает мздоимство. И, представьте себе, сейчас по приказу короля ведется расследование.
Вот теперь он отшатнулся, словно обжегся.
– Не благодарите, – сказала Мара и пошла к повозке.
И так втискивалась в нее одной из последних.
***
Потом всю дорогу до следующего постоялого двора ехала, закрыв глаза. Вымотал ее этот разговор. Потом дорога стала хуже, но возчик гнал, потому что хотел успеть. И они тряслись и тряслись, и казалось, этому конца и края не будет. И все же ближе к ночи они добрались до Хантца. А вскоре показались стены родительского замка. Пара серебряных монет, и возница согласился довезти ее до ворот.
Все. Мара была дома.
глава 17
Вот они перед ней, ворота замка. Дом.
Мара постучалась и прижалась к воротам головой.
Все силы, какие у нее были, внезапно закончились. Как будто действовать, говорить, держать спину ровно – все это она могла, только когда мысленно сражалась с королем. Пока тень его угрозы нависала над ней. А как не стало этого, внезапно нахлынуло изнеможение. Ей хотелось уткнуться лицом в подушку и…
Нет, не плакать.
Плакать сейчас она не могла. Держалась еще в душе какая-то плотина, за которой копилась боль. И эта плотина пока не переполнилась. Так что плакать, сожалеть – все это будет потом.
А пока Мара оглядывалась мысленно на проделанный путь от