секунды ― и метеор растворяется в ночи.
Огорченно притоптываю ногой. Я не успела загадать желание.
А что бы загадала, если бы была уверена, что сгорание случайного космического тела поспособствовало бы этому?
Миллиард? Крепкое здоровье для себя и Машки? Машину времени, чтобы вернуться на пять лет назад и не дать младшей сестре трусливо сбежать? Я скучаю по этой дурынде. Где она? В порядке ли? Счастлива ли? Сожалеет ли о том, что бросила Машу?
Злата ― ее родная мать, но Манюня этого не знает. Зовет мамой меня.
Сестра забеременела в восемнадцать, родила и, испугавшись ответственности, дала деру. Бесследно пропала, оборвав все контакты. Вычеркнула нас из своей жизни. Ее друзья говорили, что вроде как уехала в Москву. Родной отец Машеньки ― человек без лица и имени, некто в сером. Злата о нем никогда не рассказывала. Мы вообще с ней отдалились после смерти родителей. С горем пополам я разрывалась между учебой и работой, заботясь о младшей сестре, но она этого не ценила, не помогала, все рвалась, наоборот, от меня.
― Я задыхаюсь в этой помойке! Ты тянешь меня на дно! Я не могу дышать! Я ненавижу тебя! Я ненавижу этого ребенка! Вы меня душите, слышишь?! Ну, чего вылупилась? Проглотишь все и промолчишь, как обычно? Меня тошнит от того, что мы семья!..
Злата была права. Я все прожевала и проглотила, слова поперек не сказала. Только просила не делать глупостей, не рубить сгоряча. Не ради себя. Ради Машки. Малютка в тот вечер ― вечер, когда Злата сбежала ― надрывно плакала в колыбельной, но моей сестре было плевать. Эгоизм выжег в ней зачатки материнского инстинкта.
― Лучше бы аборт сделала… нет же, тебя послушала. Это ты виновата во всем. Вот куда я с ней? ― лихорадочно заталкивая в дорожную сумку вещи из шкафа, истерично верещала Злата. ― Кому я буду нужна с младенцем на руках?! Делай с ней, что хочешь. В детский дом сдай, или себе оставь. Мне плевать! Я ухожу. Я заживу счастливо, выбьюсь в люди.
Я лишь могла сдавленно просипеть:
― Не стыдно тебе?
― Ни капельки.
― Уходи, ― показала сестре на дверь. ― Но потом не смей возвращаться.
С визгливым смехом Злата вытерла рукавом кофты слезы под глазами и пригладила волосы, стоя перед зеркалом. Показательно ухмыльнулась сквозь слезы и поймала в отражении мой стеклянный взгляд.
― Какого же ты обо мне мнения, сестренка? Я лучше сдохну в канаве, чем вернусь сюда.
― Проваливай, ― мой голос сорвался на шепот. ― Проваливай, пока я сама тебя не прибила.
Подхватив сумку, Злата ушла…
Годы разлуки притупили разочарование в сестре и обиду на нее. Я просто хочу знать, что она жива и здорова. На большее не рассчитываю.
По телу проносится озноб, и я плотнее запахиваю флисовую рубашку. Надо возвращаться в постель.
Мой взгляд непроизвольно устремляется на мансардный этаж особняка, задерживается на единственном окне, в котором горит свет. Я останавливаюсь, чего-то жду… Но чего? Пустота в окне подстегивает