вспомнилась русская бабушка, к которой отец возил меня пару раз на каникулы после переезда в Россию. Знакомство с ней выдалось недолгим – она умерла через три года после нашего переезда. Я заработал ложкой быстрее, опознав наконец в зеленых листьях ревень с крапивой. Жалко только, всё было разварено до такой степени, что разваливалось на языке. И остро не хватало чесночка и сметанки. Служители довольно крякнули при виде такого аппетита.
– Я так понимаю, девочка чистая, – сказал курчавый.
– Чистая, – кивнула Годана. – Даже родинок почти нет. Худющая – жуть! Одни жилы да мослы. Поздно созревать начала, впрочем, с такими-то приключениями неудивительно. Я бы дала ей лет пятнадцать-шестнадцать.
Я чуть не поперхнулся. Какой, оказывается, замечательный у меня был уход за собой! В тридцать лет выглядеть как пятнадцатилетняя девочка с задержкой в развитии не всякому дано. А мама всё нос воротила от моей косметической фирмы. Как выяснилось, зря. Отличные у них скрабы, маски и крема! Отличные!
– Как самочувствие Дана Втораковича, Илья? – спросила Зденька. – Не пошла его болезнь на убыль?
Илья степенно огладил кудрявую бороду.
– Я тишком слуг расспросил, и те говорят, что ему становится хуже. Но к их словам следует относиться с осторожностью: они часто преувеличивают. Вот вернется Арант Асеневич – и узнаем точно. Дан Вторакович почти месяц как на земле живет. Равновесие его уже должно было прийти в порядок.
– Говорили ему, что долго в море плавать нельзя, – укоризненно проворчал кто-то в дальнем углу стола. – Что вдоль берега ходить надо. А ему всё неймется. Неведомые страны ему подавай! Земли диковинные! Годана, подай мне хлеба, будь ласкова.
– Вот уж точно, – поддакнула Годана, протягивая хлебницу. – Многие мореходы мнят себя крепкими и непоколебимыми. Нет в них понятия, что морю и ветру любая человеческая воля, что нам – муха. Предупреждай не предупреждай, а пока самих не клюнет – не прислушаются к мудрецам Порядка. Вот и Дан Вторакович из той же породы…
– Придержите язык, – раздался строгий голос Аранта от двери.
Он прошел к столу, позволил наполнить щами миску, взял ложку и хлеб. Служители замолчали, внимательно наблюдая за ним. Арант ел сосредоточенно и молча, глядя куда-то в стол. Между его бровями залегла хмурая морщинка – свидетель крайней озабоченности владельца. Всем стало ясно, что слуги не преувеличивали.
Закончили обед в тишине. Никто не решился нарушить сосредоточенную думу мудреца. За первым последовало второе: жаркое с грибами в пузатых горшочках и солеными огурцами. Я со вздохом от своей порции отказался. Глаза хотели, но в желудок не поместилось и половины миски со щами. Настаивать Зденька не стала. Видимо, понимала, что «исхудавшая в плену девочка» сразу всё съесть просто не способна.
За вторым тихая служанка, которую я сразу даже не заметил, собрала посуду и разлила из пузатого заварочника и самовара чай. Почуяв запах, я чуть не прослезился и первым протянул чашку. Русские