завсегда угостить можем. Что-что, а чаи гонять наши хозяева любят, никогда чайник не остывает, коли они тут. У нас и пряники есть, мятные! Прям как в старые добрые…
Вход в соседский дом был сделан с обычным для деревенских строений крыльцом. С крыльца сразу перед дверью, чуть правее неё, шла лестница на второй этаж. Вот под этой лестницей-то и сидели его новые знакомцы, Степан с Федотом. Навалено там было много всякого барахла, – видно, что хозяин не особо заморачивался с кладовкой и использовал для этих целей любой угол. Домовой с дворовым сидели за стареньким столом и пили чай из разномастных чашек с отбитыми краями, примостившись один – на тюк с какими-то тряпками, другой – на грязный деревянный ящик из-под картошки. Вокруг возвышались кучи других ящиков, коробок и мешков, забитых не поймёшь чем. Акакий боком неловко протиснулся в крохотный угол и осторожно пристроился на небольшую кипу газет у стены.
Степанко проследил глазами его путь, окинул вслед за Акакием место, где они сидели, как будто увидел его впервые, и брезгливо поморщился. Потом тряхнул головой и вперился пристальным взглядом в Акакия.
– Федот говорит, спал ты долго. Похоже, и впрямь… раз прийти смог. В первый раз, знаю, ой как сложно себя от дома-то отрывать. Видать, сильно прижало. Понял хоть, где оказался? Нет? – Акакий в ответ отрицательно махнул головой, – Ох-хо-хо… – он тяжело вздохнул.
– Как же ж тебе объяснить-то. Дачи это. Садовые участки, леший их дери. Здесь не живут, а только приезжают «отдыхать» и «дышать свежим воздухом». Сначала забьются в душные города, как в консервные банки, а потом за глотком лесного воздуха утиными косяками в свои сады на выходные подаются. Ни дом, ни квартира, ни жильё, ни сторожка… Бывает изредка разве, что кто-то из старших сюда жить перебирается, когда сами из деревни – вроде как и молодым не мешают, хоть и не свой родной дом, а всё не в городе сиднем сидеть да молодёжи глаза мозолить.
Акакий, несколько ошеломленный напором Степанко, молчал, с трудом пытаясь осмыслить вываленную на него информацию. Как же это так, «не живут?». В голове эта мысль никак не помещалась, она казалась неправильной, лишней, – странной ошибкой, которая не могла быть правдой. Он решил, что что-то недопонял, и отмахнулся от этой странной фразы, чтобы переспросить позже.
– Деревни вымирают, люди уезжают. Молодёжь подаётся в города за работой, да там и остаётся, потом родителей за собой перетаскивают, – дома продают, а чаще просто бросают. Старшее поколение, кто о нас ещё знает и помнит, мало-помалу уходит. Да только мало таких осталось, а уж тех, кто, переезжая, с собой зовёт, – и того меньше. Не уверен уж и помнит ли кто об этом. Да ты и сам прекрасно знаешь. Твои, поди, тоже уехали, хату бросили?
– Нет. Не уехали, – пасмурно буркнул Акакий.
Степанко искоса внимательно посмотрел на Акакия.
– Не хочешь говорить? Твоё дело, пытать не буду. Мне повезло. Баушка моих нынешних про меня не забыла. В городскую квартиру с ними не поехала, сказала жить в саду будет. Ты, когда шёл, сарайку