Хмурится, ежится, отворачивается и из-за шкафа достает веник.
– Да я просто камень пнул, с траекторией не рассчитал, – забираю у нее из рук веник, а она смотрит странно, удивленно. – Что, Кроха? Я накосячил, мне убирать.
– Не смейте меня так называть, Ковалев! – шипит, точно змеюка, руки на груди складывает, смотрит, как я убираюсь. А я молчу. Убираю все осколки с пола и стола, сметаю, отправляю в мусор, и только тогда к Ольке моей недоступной возвращаюсь, на целую голову над ней возвышаясь. Ребенок, мать твою…
– Прекрати меня отталкивать, Оль, – смотрю на нее, глаза эти зеленые, губы сами по себе красные, сожрал бы, прямо тут сожрал… Еще и диван позади нее так призывно стоит, ну точно просит прямо на нем доказать ей, что со мной хорошо может быть. Очень хорошо. – Скажи, что не нравлюсь.
– Не нравишься, – шепчет сразу, без запинки, а сама глаза опускает, чтобы в мои не смотреть. Правильно, Оль, не смотри лучше, потому что тону я безвозвратно, захлебнуться страшно, ты же не подашь руку, чтобы вынырнул, ты только на голову сильнее надавишь, чтобы точно утонул.
– Совсем? – психую. Чувствую, как кровь кипит, бесит все, хочется вообще все окна к чертям разбить.
– На девять из десяти.
– Девять?
– Спортсмен ты хороший. Это нравится. – И в самый последний момент поднимает голову, уничтожая безразличным взглядом. Спасибо, Оль, как раз этого не хватало.
Качаю головой, усмехаюсь. Вот же влип, а… Попалась недотрога, все ей не нравится. Но ведь ни разу не сказала, что мужик есть, да? Если бы был, сказала бы? Когда стану ее мужиком, хочу, чтобы всем недоухажерам про меня говорила.
Но пока ухожу. Не нравлюсь я, как выяснилось, совсем.
– Стекло закажу, приедут поменяют, – бросаю напоследок и опять хлопаю дверью. Бесит.
Глава 8
Антон
Крохой ее не называть. Внимания не уделять. Цветы не дарить, не флиртовать.
И вообще ты на один из десяти, Ковалев. Все остальные девять в тебе не устраивают.
Слов нет!
Ночь за окном, часа три точно, а я вместо того, чтобы спать, в голове разговор наш гоняю и думаю, то ли правильно поступил, что свалил, то ли надо было доказать ей, что я не маленький ребенок и что могу понравиться ей на все одиннадцать из десяти.
Вот кто вообще придумал все эти чувства, симпатии? На хера? Чтобы потом в безразличные глаза смотреть и чувствовать, как в грудной клетке сердце в труху превращается?
Не говорю, что она должна была на меня прыгнуть с первой встречи, хотя, честности ради, я был бы очень не против, но, сука, неужели настолько не зацепил? Там во взгляде пустота была, смотрела на меня как на неодушевленный предмет, спасибо, что вообще поговорить решила, а не пнула, как я тот камень несчастный, который прямо в кабинет ей залетел.
Говорят еще, что мужики дерьмовые, что отношения для нас пустой звук, что девушек мы не ценим. А нас кто ценит? Она даже шанса не дает! Отталкивает и отталкивает, как будто я прокаженный какой-то.
Ладно, допустим, мы слишком мало знакомы,