женщина в этих письмах совсем не похожа на Кэт. Каталина была циничной, вспыльчивой и приблизительно такой же нежной, как шипованный дилдо. Либо она исполнила перед Джерри Фитцпатриком достойную Оскара роль, либо в самом деле была на пороге перемен. Ставлю на первый вариант.
Сомневаюсь, что это он велел ей давать мне наркотики. По времени эти события не совпадали. Не может быть, чтобы они так долго были любовниками.
В остальном все казалось правдоподобным. Обстоятельства сходились.
Перед тем, как Кэт сбежала из города, у нее, в самом деле, был период трезвости продолжительностью в несколько месяцев, а за ним последовали несколько беспорядочных недель, во время которых она стала снова употреблять наркотики и стремительно катиться на дно.
К тому же я имел несчастье знать Джеральда лично и оказался осведомлен о том, что он отъявленный изменщик и еще не нашел ни одной киски, в которую ему не захотелось бы сунуть член.
Я не слышал, чтобы он был склонен к насилию, впрочем, не слышал и обратного. Косвенные улики против него были существенными, и я бы не стал исключать, что он мог совершить преступление в состоянии аффекта, чтобы спасти собственную шкуру.
Их с Джейн Фитцпатрик союз был заключен в аду для высшего класса. Они оба происходили из богатых семей, имели схожее культурное воспитание и получили много преимуществ, вступив в брак. А еще у них была еще одна общая черта: они оба были невыносимы до такой степени, что терпеть друг друга не могли.
За эти годы старик изменял своей жене столько раз, что и не счесть. Несложно поверить, что Кэт, предпочитавшая женатых хренов, сумела урвать себе в любовники толстосума в лице Джеральда Фитцпатрика.
Все письма были отправлены на адрес холостяцкой берлоги Джеральда, что служило очередным верным признаком их подлинности. Я знал все владения Фитцпатриков как свои пять пальцев, и письма Каталины, перед тем как вернуться отправителю, были высланы по тому же адресу, по которому Джеральд встречался со своими любовницами, пока не преподнес это жилье Сейлор и Хантеру в качестве свадебного подарка.
К письмам прилагались фотографии.
Полароидные снимки, на которых Кэт сидит на коленях у Джеральда и целует его в щеку.
Их фотографии в экзотических местах. В отпусках. На днях рождения. А еще там был тест на беременность, такой старый, что две полоски поблекли и стали едва различимы.
Мало того, что все факты безупречно сходились, но к тому же я и сам помнил.
Помнил ее непродолжительный период трезвости.
Помнил тот день, когда Кэт пришла домой в ужасном виде, вся в синяках и крови.
Помнил, какой она была уязвимой, такой всецело жалкой, что даже я в тот момент не мог ее ненавидеть.
Помнил, как она забралась в кровать, свернулась калачиком и безудержно рыдала, дрожа, как осиновый лист, а я чувствовал себя беспомощным, разрываясь между желанием помочь ей и ненавистью за то, что снова меня не покормила.
Помнил, как она посреди ночи пробралась к кровати моей бабушки, – мы с бабушкой ютились в одной комнате размером с платяной шкаф, – и прохрипела: