слабым желтым светом. На площадке в кадке рос «щучий хвост», а на широких подоконниках кудрявилась провинциальная уютная герань.
Вот это дом так дом!..
Везет ему в последнее время на дома и их хозяев.
– Вы кто? – из воздуха вдруг материализовался странный механический голос, Алекс вздрогнул и уронил телефон, глухо стукнувшийся о ковровую дорожку.
Он нагнулся и поднял его.
– Вы кто?! Вы куда пропали?! Я вас не вижу!..
Он помолчал. Шевельнулись и замерли его змеи – старый душный удав и молодая стремительная кобра.
…Я ненавижу всех, кто задает мне этот вопрос. Я больше не могу на него отвечать! Не могу и не хочу!..
…Никто не виноват в том, что ты неврастеник. Ты неврастеник, и ты никто. Так что – вперед!..
– Меня зовут Александр Шан-Гирей, – затянул он куда-то в сторону, – и мы договаривались о встрече с Мариной Алексеевной.
В воздухе как-то неопределенно и с сомнением хрюкнуло, и неведомый голос произнес:
– Спрошу.
И все пропало.
Потом вдруг загремели какие-то цепи, защелкали замки, ударила и смолкла музыка, за спиной проехал лифт, и Алекс на него оглянулся.
Дверь квартиры распахнулась.
Перед ним предстала писательница Марина Покровская в мятой майке – белые, почти вытертые буквы «Divided we’ll stand» на синем фоне оказались прямо перед его носом. Писательница была значительно выше его ростом.
– Проходите! – пригласила она и сделала широкий жест. – Извините, что заставила ждать, у меня музыка грохочет, а еще я пишу, а когда я пишу, то ничего не слышу, а Викуся просто так заехала, и я ей не сказала, что вы должны приехать, но вы приехали, да еще вовремя, а вот я никогда и никуда не могу приехать вовремя!
Все это она выпалила разом, повернулась к Алексу спиной и пропала.
– Да вы проходите, – позвал откуда-то другой голос. – Не обращайте внимания. Она сейчас вернется.
– Здравствуйте, – наугад поздоровался Алекс.
В огромной прихожей горели все лампы, он даже зажмурился на секунду – слишком много света после аквариумной полутьмы подъезда!
– А что, на улице опять дождь?..
Светская беседа началась неудачно – собеседницу он не видел, зато вешалка, представшая перед глазами, сразила Алекса наповал. Огромная, раскидистая, как дуб, на львиных лапах, с чугунной корзиной для зонтов у основания. Вместо бархатного берета с соколиным пером и шпаги, что было бы уместно, на ней болтались невразумительная курточка и какой-то розовый плащ, а в корзине валялся портфель, довольно потасканный, с раззявленной крышкой, похожий на лежащую на боку уставшую собаку с высунутым языком.
– Она нам досталась от моей мамы, – миниатюрная женщина возникла откуда-то из глубин квартиры, – я имею в виду это произведение. – Она кивнула на вешалку. – Представляете, я хотела ее выбросить, а Маня – ни за что!..
– Такие вещи нельзя выбрасывать, – помедлив, сказал Алекс.
– Да