потому что на Новый год елка, а на Первое мая маевка и Маня Поливанова пишет в библиотеке очередной роман. Она искренне в это верила, и никто ее не разубеждал.
Дверь в кабинет стояла настежь, и Стрешнев вошел, тихонько усмехаясь.
Здесь хорошо пахло и было очень тихо, словно в подводном царстве. Книги, картины, изящные безделушки, свежие розы в узорчатой высокой вазе – всегда.
«Сигналы» лежали на огромном столе, который в издательстве называли «львиный» – из-за лап, на коих покоилась тяжеленная мощная крышка.
Стрешнев лениво перебрал их, отложил свои, думая о том, как восторженно Анна Иосифовна всегда копается в книгах, и прижимает их к груди, и листает, и цитирует удачные пассажи, и качает головой, и на глаза у нее даже наворачиваются слезы умиления.
Старая карга сентиментальна и романтична, как тургеневская девушка!..
Он подошел к ее собственному столу, который, в отличие от «львиного», называли «бабкин». «Бабкин» стол был изящен и легок, девятнадцатый век, резьба по дереву, авторская работа, разумеется. Здесь тоже были безделушки, штучки, чернильные приборы – и никакого компьютера!.. Компьютеры генеральный директор первого издательства России решительно не признавала, считала пустой затеей и не знала, для чего они нужны.
Стрешнев подвигал безделушки, заглянул в чернильный прибор – чисто, ни пылинки! – зачем-то переложил журнал «Книжный бизнес», выпуск за октябрь, из-под которого вдруг разлетелись какие-то бумажки.
Он нагнулся их поднять и замер.
«Условия не выполнены, – было набрано крупным компьютерным шрифтом. – Время упущено. Казнь состоится по расписанию».
Стрешнев перечитал еще и еще раз.
«Условия остаются прежними, – гласила надпись на другом листе. – Сообщите, если они приняты. Советую не упрямиться. Глупость будет караться смертью».
– Елки-палки, – пробормотал Стрешнев и заглянул под стол. Там валялись еще листки, улетевшие довольно далеко, и он проворно полез за ними.
«Первая казнь состоится через неделю, – читал он под столом. – У вас есть еще время подумать. В серьезности наших намерений убедитесь послезавтра».
– Какая еще казнь?! Какие серьезные намерения?..
Он пополз за самым дальним листком, но на нем не было ничего, кроме одной буквы «С», напечатанной точно таким же шрифтом.
Стрешнев стал выбираться из-под стола на другую сторону и уткнулся носом в чьи-то ботинки.
Сердце сильно толкнулось в ребра.
– Вы кто?.. – негромко спросили сверху.
Екатерина Петровна попросила кофе, вытащила из пачки сигарету – решено было курить не больше десяти сигарет в день, и время от времени она разрешала себе маленький перерыв, как раз на сигарету, и только при распахнутом окне!
Курить в издательстве было строжайше запрещено, кроме «специально отведенных мест», очень неуютных, но Екатерина Петровна нарушала заперт, а Анна Иосифовна ей попустительствовала.
Кстати, следует позвонить