мокрые горячие. И совершенно точно живые.
– Три года назад, – неприветливо ответил инквизитор, – некие люди… назовем их так… словом, они совершили покушение на нас. Она погибла. Именно поэтому я тут. Расследование привело меня в ваш город.
Он шевельнулся, вода плеснулась, и на белоснежной груди, напротив сердца, женщина успела разглядеть черное, как налитый кровью синяк, пятно. Что-то зловещее, будто оскаленный череп.
– Магия пресвятая, – воскликнула она, протянув руку и касаясь горячей кожи инквизитора, – да вам тоже в драке досталось! Вы ранены?!
– Нет, – ответил инквизитор, поймав ее за руку. – Это старое. Этой ране три года. Они метили мне прямо в сердце.
Он с силой прижал ее ладонь к своей груди, и она услышала, как бьется его сердце – ровно и спокойно.
У инквизитора были очень спокойные губы и глаза. Но коснувшись его сердца, женщина с криком отпрянула, потому что ощутила его печаль и тяжелую, черную, как смола, тоску. Яркий образ мелькнул в ее воображении, рыжие кудри и зеленый шелк, расшитый тонкой вышивкой, словно растворенный в свете солнечного утра, и нежный голос, посмеиваясь, шепнул: «Тристан! Тристан!»
Молодая женщина вдруг поняла, что инквизитор невероятным образом затащил ее в ванну, к себе, в горячую воду, уложил к себе на грудь, и теперь его снежно-белые руки бессовестно исследуют ее тело, поглаживают сквозь намокшую одежду.
Дрожа, будто ванна полна льда, женщина слышала, как инквизитор дышит , наполняя горячим дыханием ее волосы, – возбужденно, даже агрессивно, – и чуть касается мягкими губами ее ушка, ее напряженной шеи.
Его горячие ладони взобрались по ее талии, схваченной жестким корсетом, к ее часто вздымающейся груди и нахально извлекли ее из-под мокрой блузы. Женщина шумно ахнула и выгнулась, извиваясь от стыда, страха и возбуждения, когда его пальцы нащупали ее соски и вкрадчиво сжали их, дразня.
Вцепившись руками в борта ванной, женщина постанывала, беспомощно глядя в потолок. Сил оттолкнуть мерзавца у нее почему-то не было; мокрые юбки, плавающие, словно медузы, в воде, сковывали ее движения и были невероятно тяжелы.
Наслаждение накатывало на нее волнами; с каждым прикосновением, с каждым движением белоснежных пальцев женщина кричала от удовольствия, извиваясь и стискивая колени, погибая от желания. Будучи замужем, она никогда не испытывала такой нежной и страстной ласки. И то, что творили с ней лаковые руки инквизитора, казалось ей невероятным, небесным блаженством.
Инквизитор вошел во вкус; он куснул ее в шею, агрессивно и страстно, припал долгим поцелуем, лаская грудь, поглаживая острые соски, блестящие в ночном свете от воды. Удовольствие, которое он доставлял ей такой немудреной лаской, казалось, поднимает ее дух до небес.
Она беспомощно стонала, будто прося о пощаде, но инквизитор был неумолим. Под его руками треснули шнурки, стягивающие корсет, горячая ладонь нырнула туда, прижимаясь к ее голому телу, а вторая ладонь скользнула по ее бедру. Женщина в панике забилась, задрыгала ногами, чувствуя,