вчера причинил кому-то увечья. А потому, что для меня он навсегда останется самым добрым и заботливым мужчиной в этом мире...
В какой-то момент Саша забирает у меня телефон, сухо представляется и выходит из столовой, не желая, чтобы я слышала, о чём он будет говорить с опекуном. Вновь решает всё самостоятельно, а я с превеликой радостью позволяю ему это сделать. Прикрыв глаза, откидываюсь на спинку стула. И позволяю себе... вспомнить...
Занесённый снегом парк. Я утопаю в снегу по колени, но продолжаю идти. Убегаю. С упорством двигаюсь вперёд, но уже не понимаю, как сюда попала и как выбраться. Мне уже плевать.
Опустившись на ледяную лавочку, шмыгаю носом. Прячу руки в карманы, а нос в ворот старой тяжёлой дублёнки. Очень холодно... Но лучше я здесь замёрзну, чем буду жить в этой новой семье. Это не моя семья.
Ложусь на лавочку, ощущая, как всё тело сковывает холодом. Крупная дрожь, сотрясающая меня, приносит боль. Смотрю на то, как от мороза искрится снег в лучах заходящего солнца. И когда последний луч скрывается за шапкой деревьев, мои веки опускаются.
Мне восемь... почти. Мои родители попали в аварию. У нас не нашлось родственников, которые вызвали бы доверие у службы опеки, поэтому мне быстро нашли новую семью.
Но я не хочу новую! Я хочу, чтобы всё было, как раньше.
Слёзы стекают из-под век и ледяной коркой застывают на щеках. Я убежала, потому что мне страшно. Страшно жить с незнакомцами. Они мне не нравятся.
Кажется, мне удаётся заснуть. Не знаю, сколько я здесь лежу. Уже практически не чувствую своего тела. Ничего не ощущаю...
Но меня всё-таки приводят в чувство. Настойчиво пытаются разбудить. А когда я пытаюсь открыть глаза и пошевелить одеревеневшими конечностями, подхватывают на руки. Мне кажется, я парю в невесомости. Прижимаюсь щекой к чему-то тёплому. Невольно улыбаюсь от того, как хорошо, и вновь проваливаюсь в сон.
Время от времени мой разум пытается включиться. Стараюсь открыть глаза, но у меня не получается. Лишь чувствую, как меня кладут на что-то мягкое и заворачивают в мягкий кокон. Хлопает дверь машины... Движение... Вновь невесомость.
Голоса. Они говорят обо мне. Один голос я узнаю, это социальный работник.
– Александр Константинович, Иру нужно вернуть в приёмную семью. Они же тоже волнуются.
Второй голос – приятный мужской – мне незнаком, но именно он взывал к моему сознанию, пока я лежала на лавочке. Тогда он звучал ласково, а сейчас с некоторым раздражением.
– От нормальных дети не сбегают, – говорит мужчина. – Ира побудет здесь. Пусть придёт в себя. А они могут прийти за ней завтра. Заодно узнаем, почему она сбежала.
Голоса затихают, слышится хлопок закрывающейся двери, и я с большим трудом распахиваю глаза. Темно. Я лежу на большой кровати в большой комнате. Теперь я знаю, что это его комната. В ней пахнет так же приятно, как пахнет от него.
Мужчина возвращается внезапно. От испуга я вновь захлопываю глаза. Лежу смирно. Не знаю, где я и кто рядом. Но на каком-то подсознательном уровне чувствую, что мне