пробовали варить свои шедевры. Из гречки, яблок, варенья, берёзового сока, картошки – да из всего подряд. А каков получался самогон из риса! Мы с пацанами маленько тырили у предков – так, чтобы в глаза не бросалось. Овёс почти не используют потому, что у него выхлоп небольшой. Ну и бог с ним. Сколько получится – всё наше. – азартно рассказывал он.
– Сахар – не дам. Его и так мало.
– Да и не нужен мне твой сахар – он только вкус зернового самогона портит. Как говаривали эти два закадычных экспериментатора – у кого хоть раз получился зерновой – никогда не вернётся к сахару. От него даже хмель совсем другой – благородный, если хочешь.
– Не хочу. – решительно отрезала я, – Тебе что, забот мало? Помимо прочего, сам аппарат ещё сооружать потребуется. Мне кажется, у нас дел и так – выше крыши.
Ну ей богу, как ребёнок. Нашёл интересную для себя игрушку и что теперь, действительно насущные вопросы подождут?
– А куда этот овёс теперь пристроить? Пропадёт же добро! – выдвинул сомнительный контраргумент мой визави.
– На печеньки, блин, изведу! – саркастически поджала губы я, – Продадим. А куры?
– Да ему цена – две копейки в базарный день! Его же здесь не тонна. – не сдавался Алекс, – А так и ценный продукт получится, и курам твоим хватит.
– Ага, бесценный. Прям продукт первой необходимости. – проворчала я, сдавая позиции. Резон в его словах был – овса того и в самом деле маловато для того, чтобы его продажа существенно поправила наше материальное положение. На алкоголика мой сосед не похож, а если это занятие поможет ему разгрузить голову от угрюмых мыслей – да пожалуйста, жалко что ли. Хоть хмуриться меньше будет. Но вслух, всё-таки, добавила, – Я в этой афёре не участвую.
– Танька, ты – мужик! – радостно заявил он, поняв, что таможня дала добро.
– Не Танька, а Тасмин. Мы же договорились! – шикнула я, – За мужика – отдельное спасибо.
– Виноват, был не прав. – нисколечки не раскаиваясь лыбился он.
– Ой-ой-ой, как мы оживились. – сузила глаза я, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, глядя на эту довольную физиономию, – Ладно, я пошла, работа стоит.
Возвращаться к едкому щёлоку и монотонной скоблёжке совершенно не хотелось, но деваться было некуда. Сильно беспокоило то, что руки от этого убойного средства приходили в ужасное состояние. Резиновых перчаток пока никто не сочинил. Водой эта гадость до конца не смывалась – кожа оставалась какой-то осклизлой. Чтобы хоть как-то её восстановить, я взялась изводить имевшийся в доме жир. Неожиданно неплохо помогало, особенно если в этом жиру подольше посидеть не смывая.
Томасина смирилась с новым режимом и корпела рядом со мной, про себя явно проклиная моё невесть откуда взявшееся рвение. Зато почти молча – что было большим плюсом. Вот так пусть и ведёт свои внутренние монологи сама с собой, а то же не затыкалась, как поломанное радио. По первости ещё нет-нет, да и пробубнит что-нибудь про то, что негоже сайрине так утруждаться, но я уже пропускала это ворчание