он кружит вокруг меня. Обходит кровать. Останавливается там, внизу, где сейчас хороший вид на… Чёрт..
– Знаешь, что это? – поднимает вверх кожаную плётку. Демонстрирует её со всех сторон.
– И знать не хочу… – выдыхаю.
Задерживаю дыхание, когда он опускает её вниз. На бедро. Не больно, не хлёстко. Но ударяет.
Я машинально чуть выгибаюсь вперёд. Всё тело ноет. Он ещё связал так жёстко. Не только руки и ноги, но ещё и грудь… Которая пылает от его поглощающего взгляда. И, блин, затвердели соски точно не от него!
– На двадцать минут тебе придётся хорошенько с ним подружиться, – плётка отрывается от кожи и ударяет в следующую секунду сильнее. Из-за чего дергаюсь, и тело ведёт слегка в сторону.
Глаза сами распахиваются, когда верёвка между губ, тех самых, нижних, двигается. Съезжает на жалкий миллиметр в сторону, но раздразнивает клитор.
– Флогер – не та штука, которую нужно бояться.
Меня пугает этот человек. До дрожи. Его настроение – слишком быстро меняется. В один момент он хладнокровен настолько, что будь перед ним ребёнок – он его убьёт. В другой… Игривый. А в некоторые моменты слишком азартен или спокоен.
Как и сейчас.
И я боюсь пошевелиться, сказать хоть слово. Потому что мне страшно.
– Им надо… наслаждаться.
Арсанов приподнимает руку с устрашающей и уродской штукой и резко опускает её вновь. Вырывая с моих губ полу-стон и шипение. Он ударил. Прямо между ног.
Кожа жжётся там, где сейчас до сих пор находится его дрянная плётка.
– Мне не нравится, – скулю, чтобы он прекратил. Нет. Это невозможно, чтобы нравилось. Когда тебя бьют и морально пытаются изнасиловать.
– А мне даже очень, – усмехается.
– Почему на двадцать? – внезапно озаряет. Он сказал что-то про двадцать минут!
– Дольше не выдержишь, – резюмирует как-то скучающе. – Это – твой максимум. Кончишь – я тебя отпущу. На время, пока сама не прибежишь.
Он спятил? Скажите, что да!
Да чтобы я! Ещё раз! Хоть раз встретилась с ним… Ни за что!
– А если не смогу этого сделать? – это нереально! Когда тебе это всё абсолютно не нравится! Я никогда не мечтала, чтобы меня били какими – то секс-игрушками! И точно уж не возбужусь от этого! – Ты ведь понимаешь, что только конченная мазохистка получит от этого кайф?
– Нуу, – тянет, снова легко ударяя между ног. Всхлипываю, пытаюсь сдвинуть ноги, но не могу. Подонок! – Твои проблемы. Останешься здесь. В этом доме.
Его слова звучат, как отсчёт. Перед тем, как я умру.
И так всё происходит.
Арсанов не жалеет меня. Бьёт по телу своей идиотской игрушкой. Не сильно, как я думала. Но хлёстко, неожиданно. Затрагивает такие точки, которые я никогда бы в жизни не прочувствовала.
Шепчет какие-то слова.
А потом ускоряется. Бьёт немного сильнее. Пока глаза горят диким огнём, а плеть оказывается на моём теле, оставляя красные отметины.
И, пока я выгибаюсь, сопротивляюсь и пытаюсь вырваться… Верёвка трётся о набухший клитор. И опять это чувство ударяет по телу.