но которое конструируется посредством становления. В христианской культуре таким понятием является “грех”.
Профанацией знания является не его “поверхностность”, но его сексуализация, а “знающие” люди сексуальны отсюда не в силу своего знания, но в силу соответствия той специфики суждения, тех методов, которыми те измышляют в соответствии с тем, кем они являются. В этом плане самым сексуальным является не шахтёр, читавший условного Штайнера, но безработный гомосексуалист, который состоит в антропософском ордене, но при этом который ни капли не эрудирован в нём, что в этом смысле соответствует его градусу посвящения.
Видно, что сексуальность выступает критикой эрудиции лишь потому, что сексуальность требует соответствия знания согласно Имени, ведь в ином случае это будет носить комедийный эффект. Соответственно, сексуальность есть продукт (в смысле качества) соответствия с представлением, в пределах которого чем меньше субъект понимает о чём он ведёт собственное суждение об институциональных атрибутах, как, например, о чулках, тем более эти чулки фетишизируются. Точно так же и с мантией, которая фетишизируется лишь потому, что субъект не понимает, что должно этой мантии соответствовать.
Эрудиция здесь обратна, так как символ понимаем ровно настолько, насколько того требует его институт, и не более. “Нагруженная” символами композиция вызывает скуку как у полного профана, так и у абсолютного “посвященного” в силу одно и того же, так как и в первом, и во втором случае композиция из себя представляет ровно то, что она хочет сказать. Всё же, что говорит что-то иное, вызывает интерес к себе для определения того, является ли определяемое комедийным, или сексуальным.
Всякое сексуальное есть потому критика эрудированного, что всякая эрудированность тождественна её отсутствию, но сексуальность в действительности есть то, что обладает определением “восприятия” так как именно посредством восприятия можно познать сексуальное. Это самое сексуальное есть то, что ответственно соответственному социальному имени; всё, что не укладывается в повседневные представления, формирует мифологику костюма “героя” в соответствии с тем, имеют ли поступки героя право носить некоторую неинституциализированную форму; смысл героизма именно в фетишизации собственных атрибутов, герой не может быть тем, кто имеет институированную “рабочую” форму.
Природа- Бог
Природа содержит в себе природу, определение природы содержит в себе определение, определение содержит в себе природу собственного определения, в целом природа отсюда немыслима без её определения и наоборот, определение немыслимо без его природы.
Свойства позволяющие учредить определение есть та же природа, что и природа как некоторое естество, собственно, естество природы, эстетически нас окружающее повсеместно до тех пор, пока мы не будем говорить о культуре. Стоит понять, что всякая болезнь