пересчитавшего почти все ее подбородки. С криком Тарзана, издаваемым во время брачного периода, несчастный согнулся в три погибели. Замечали ли вы, что самый болезненный женский удар всегда приходится на мужское достоинство?
По-своему восстановив справедливость, похрумкивая морковкой и покачивая необъятными бедрами, плавно, словно ладья, входящая в покоренную гавань, Сказительница пошла по рядам – собирать в огромную авоську все то, что плохо лежало: румяна, оставленные гримером без присмотра, баночки с кетчупом, одноразовую посуду, носовые платки и даже провод от кинокамеры. А что? Вполне пригодится в хозяйстве.
И тут перед ней возник Он! Ее пламенная любовь с первого взгляда и до последнего вздоха! Прекрасный! Умопомрачительный! Хрустальный! Сервиз!
И тогда дамочка пошла «ва-банк». Она приосанилась, живот втянула, грудь выпятила, а она у нее такого размера, что Анна Семенович могла нервно курить в сторонке, и, взмахнув накладными ресницами, «приправив» голос хрипотцой, обратилась к режиссеру:
– Талантище мое, гений всех времен, племен, народов! Свет очей моих, великий и могучий Лев Львович! Будьте милостивы! Разрешите забрать сервизик…
– Забирайте, Лариса Степановна, что угодно забирайте, – милостиво махнул Лев пухлой рукой, – только оператора не трогайте. У меня отснята только четверть сериала, и некогда подыскивать нового оператора. Быть может, яйца у него и не Фаберже, но глаз точно золотой.
Сказительница отвесила режиссеру низкий поклон.
– Ой, спасибочки тебе, Левушка.
– Не могу я с нею работать, Львович. – Загудел тем временем над ухом режиссера голос Волка. – Безнадежна она, твоя Люда-Шапка. О какой такой целомудренности можно думать, глядя на эту б… бездарность.
Все, включая разогнувшегося Потапыча, обернулись к журналистам, стоящим вокруг Люды-Шапки. А она говорила, не забывая покусывать нижнюю перенакаченную силиконом губу и одновременно поигрывать бюстом четвертого размера и идеальными бедрами.
– Вообще-то она ничего… – осторожно начал Львович. – Иногда бывает убедительной…
– Мне тоже понравилось, – встрял в разговор Потапыч, кося взглядом в строну бедер Люды-Шапки. – И звукорежиссер не жаловался, – продолжал оператор «на голубом глазу».
– Я именно об этом, – смотрел на мужчин с укоризной Серов-Залесский. – Экран не обманешь, втрое увеличивает недостатки…
– Не могу я отказаться от Люды, – искренне сожалел Лев Львович, – она протеже продюсера Ашота и деньги наполовину дали под нее.
– Видела я вчера нашего Ашота Израилевича в соседнем павильоне, – с удовольствием заметила Лариса Степановна, – деточку лет семнадцати из массовки клеил.
– Да?! – восхитился Львович. – Это может быть выходом! – И он тут же набрал номер. – Алло, Изралич? Привет, тут твоя Люда-Шапка запорола мне очередной дубль, снимали тридцать