революционно настроенных граждан нашей революционной Отчизны родился я до Революции на хуторе Чечва на Полтавщине.
Мне сейчас 45 лет.
По происхождению селянин.
Отец был селянином.
Я – сын селянина.
Мои дети – внуки селянина.
Когда я работаю, а дети мне мешают, я кричу:
– Селянс![3]
Дети моментально утихомириваются.
Как видите, в воспитании нашей смены я применяю селянские принципы.
Конечно, это нетерпимая однобокость.
Конечно, предпочтительней прибегнуть к комбинированным средствам, то есть рабоче-крестьянским.
Тем паче, очень люблю все, что рабоче-крестьянское: рабоче-крестьянскую власть, рабоче-крестьянскую инспекцию. Я б любил и рабсельтеатры, но это очень трудно. Их нет, их только создают.
Кроме того я люблю современность.
Я просто влюблен в нюю.
С привычками проклятого прошлого покончил давно и бесповоротно.
Уверяю, когда у меня бывают гости, я никогда не скажу:
– Давайте пить чай.
А скажу:
– Есть предложение пить чай. Кто за – прошу поднять руку.
Если на улице кто дебоширит, я ни за что не скажу:
– Эй, вы там! Ну-ка! Без хулиганства!
Нет. Я скажу только так:
– Товарищи! Будьте в конце концов сознательны. Мы накануне построения бесклассового общества, а вы нарушаете тишину и покой, мешаете нормальному уличному движению в то время, когда пролетариат напрягает, а буржуазия заостряет.
Черновик моего перевода юморески В. Чечвянского «О себе».
Я не умываюсь, а «пользуюсь коммунальными услугами».
Я не договариваюсь с женой, когда и что есть, а «согласовываю с домохозяйкой проблему питания».
Ловлю рыбу на Донце не просто на червяка, а «пребываючи в тарифном отпуске».
Вообще от меня несет современностью.
Когда мой сын приходит из школы, я не спрошу его, как спрашивал меня мой несовременный отец:
– Что, снова батюшка по закону божьему коляку водрузили? Иди-ка сюда, сукин сын, дай-ка я тебе космы повытрясу!
А спрошу:
– Ну-ка рапортуй об очередном достижении. Зад[4] или незад?[5] Снова незад заработал? Иди-ка сюда, дезорганизатор, я тебе покажу, как без зада домой приходить!
Как видите, в личной жизни я вполне современный человек.
И в общественной.
Когда я прихожу на почту или в страхкассу и вижу, что у нужного мне окошка очередь, я непременно скажу:
– Кто последний? Я за вами.
А потом уж спокойно выслушаю, как мне из окошка говорят прекрасным украинским языком:
– Не видите разве – перерыв! Не мешайте перерываться, гражданин!
Теперь относительно моей литературной работы.
Но не лучше ли, если о ней будут говорить читатели,