свербела у нее в голове, часто заставляла уступать ему. Но от этого она только яснее чувствовала: мне это противно. А после на нее накатывала тошнота.
По вечерам он уходил на свои собрания. Чем больше шума и чем радикальней настрой, тем лучше. Его изводила одна мысль – это было давнее ужасное ощущение ущербности: я для нее недостаточно хорош, она слишком задается. Но тут у него вставали дыбом волосы: уж я-то сумею ее укротить. Больше всего его бесило то, что она была холодна в постели.
Когда отношения у них разладились, она упала в его глазах. Он был разочарован, женитьба обманула его ожидания: тому, другому сильному человеку, который таился в его душе, Элли не принесла радости, не вдохнула в него новую жизнь. Она не дала ему проявить любовь и нежную заботу, которую он ощущал с ней на первых порах и из-за которой решил на ней жениться. Это было разочарование сродни тому, какое испытала она, когда почувствовала, что он не тот серьезный мужчина, которому она могла бы подчиниться. Он ругался, устраивал скандалы, но легче ему от этого не становилось. И тогда он решил бороться. На кону была вся его жизнь. Он не хотел сдаваться Элли без боя. Сперва он стал мстить ей за прежние обиды: распоясался, кричал на нее по пустякам. На какое-то время месть принесла облегчение, почти примирила его с ней. Шла первая половина 1921 года. Они были женаты всего несколько месяцев. Ему хотелось быть с ней, со своей хорошенькой и веселой Элли; в его глазах она еще сохраняла былую прелесть, которая напоминала ему о прежних временах. Он не хотел это терять. Он не хотел терять ее. Он хотел ее любить. Он ступил на скользкую дорожку.
Он сам не знал, почему вышло так, что он стал с ней разнузданным в постели, хотя внутри него все противилось этому. То, что он заставлял ее делать, было грубым, диким, необычным. Обоих это здорово встряхнуло; его словно подменили. Он не мог противиться этой разрушительной силе. Только потом он осознал, что так он обращался прежде со случайными подругами, но теперь в этом было больше пыла, больше страсти. Он хотел потопить свое горе в этой вакханалии. Он хотел наказать Элли, унизить ее, принуждая делать именно то, чем она его обделяла. Ей это не нравится, тем лучше; ее отвращение возбуждало его еще больше, только усиливало влечение. Он входил в раж от ярости. Но в глубине души его ни на минуту не покидало и другое чувство: теперь, когда он перестал скрывать от нее свои старые непотребные привычки, он снова оказался в ее власти. Он обнажил перед ней все свое нутро. Теперь он заставит ее это принять. Принять его. Уважить его. Раз не вышло иначе, пусть будет так.
Она все понимала. Она догадалась, почему он стал таким. Она даже старалась ему подыграть, так она наказывала себя за то, что оказалась ни на что не годна в постели. Порой она не могла ничего с собой поделать, ей было так тошно, муж казался грязным, от него как будто смердело. Но как бы страшно и противно ей ни было, она почуяла, что он переменился и теперь уже ни за что ее не бросит. Почуяла, что