Куда впадает речка Морковка. Александр Етоев

е море, об этом известно всем, а вот куда впадает наша речка Морковка, об этом в поселке не знает ни один житель.

      – Тетя Люба, – спросил я тетю Любу, нашу соседку, согнувшуюся над свекольной грядкой, – вы здесь с войны живете. Скажите, пожалуйста, куда впадает наша речка Морковка?

      – Родненький, – ответила тетя Люба, обмахиваясь пучком ботвы, – я с этим чертовым огородом и фамилию-то свою забыла. Какая уж тут Морковка.

      Жара, и правда, стояла адская, словно в Африке. Дождей не было вторую неделю. Дохлые, прозрачные комары уныло пели на солнцепеке, и с треском лопались в тишине сухие стручки акации.

      Тетя Люба вздохнула и выдернула из земли свеклину; над воронкой повисло облачко сухой пыли.

      – Вон у Василькова спроси. Он у нас, как радио, все новости знает.

      По улице с баяном под мышкой шел местный баянист Васильков.

      – Васильков, – спросил я, высовываясь из-за забора. Василькову было лет двадцать, но выглядел он еще молодо. С Васильковым я был на «ты». – Ты, говорят, как радио, все новости знаешь. А известно ли тебе, Васильков, куда впадает наша Морковка?

      – Жарко, – сказал Васильков, почему-то огляделся по сторонам и очень тихо спросил: – А тебе это зачем?

      Я пожал плечами и так же тихо ответил:

      – Надо.

      – Вот что, Бабушкин, – он сделал задумчивое лицо, – послезавтра в клубе у нас концерт, я там матросский танец играю. – И, перехватив поудобнее инструмент, зашагал в сторону клуба.

      Вопрос с Морковкой оставался открытым.

      Поселок по причине жары стал мертвым и спокойным, как кладбище. Сонные, ленивые воробьи вяло копошились в пыли. Листочки на березах обвисли; от сосен жарило как от печки. Всем хотелось дождя и тени – и дереву, и человеку, и птице.

      В поповском доме заскрипела калитка. На улицу вышел отец Нектарий; на нем был черный, не по жаре, пиджак и белые полотняные брюки. Волосы у батюшки на затылке были стянуты резиновым жгутиком.

      – Здравствуй, отрок Евгений, – ответил он на мое хилое «здрасьте».

      Я не знал, прилично ли задавать батюшке мирские вопросы, но все же спросил про речку.