ее извлекли из закромов по случаю внезапного снегопада.
– Гораздо полезнее заниматься творчеством в помещении, которое оптимизируешь своими силами, – пояснил Хьюбер. – Так сразу чувствуешь свой вклад.
Он встретил меня в приемной и провел внутрь. Колледж занимал два здания красного кирпича – корпуса бывшего завода, построенного еще в конце девятнадцатого века. Хьюбер с гордостью поведал о том, что во время Первой мировой войны здесь производили боеприпасы и поэтому стены очень толстые, а потолки высокие. Студенческая мастерская располагалась в огромном помещении – бывшем производственном цеху. Когда здание передали колледжу, этот цех от пола до потолка разделили белыми перегородками на несколько отсеков.
– Как можно заметить, у нас тут нет никакого личного пространства, – сказал Хьюбер, пока мы петляли между этими перегородками. – Мы хотим, чтобы каждый студент мог видеть, как работают другие. Зачем поступать в колледж, чтобы потом затворяться в какой-нибудь каморке?
Странное дело, я как будто вернулся в школьный кабинет рисования. Те же самые пятна краски, рулоны ватмана и стеклянные банки из-под варенья, полные мутной воды, из которой торчат недомытые кисти. Незаконченные работы висят на стенах, и горьковато пахнет льняным маслом. Только, конечно, все это в гораздо большем масштабе. На одной перегородке лепились друг к другу наросты из искусно сложенной цветной бумаги. А то, что я сначала принял за шкаф со стеклянными дверцами и старыми ламповыми телевизорами внутри, оказалось недособранной инсталляцией.
В основном, насколько я мог судить, нам попадались по пути абстрактные скульптуры и инсталляции из природных материалов. Поэтому, добравшись до закутка, в котором работал Джеймс Галлахер, я так удивился, обнаружив множество картин. Очень хороших картин. Те, что я нашел в Ноттинг-Хилле, действительно написал он.
– Эти работы отличаются от других, – заметил я.
– Вопреки ожиданиям, – пояснил Хьюбер, – мы не чураемся реализма.
Картины изображали улицы Лондона, Кэмден Лок, собор Святого Павла, Велл Уок в Хэмпстеде и прочие подобные места. На каждой – теплый солнечный день и веселые люди в яркой цветной одежде. Не знаю, как насчет реализма, но мне эти картины подозрительно напомнили фуфло, которое впаривают в «антикварных» лавках наряду с портретами клоунов и собачек в шляпах.
Я спросил, не считает ли он их слегка похожими на ширпотреб для туристов.
– Скажу вам откровенно, – ответил он, – когда Джеймс при поступлении сдавал конкурсные работы, они показались нам э-э-э… несколько простоватыми. Нужно абстрагироваться от их тематики, и тогда становится очевидна блестящая техника.
Ну и взнос за учебу, конечно, сделал свое дело: иностранный студент уплатил его одним куском, да еще и добавил немного для лояльности.
– Так что же случилось с Джеймсом? – поинтересовался Хьюбер. Осторожно и как-то неуверенно.
– Его нашли мертвым сегодня утром, и мы считаем обстоятельства