Третий, идеологический, предполагал обращение к политике национального равенства, в сочетании с идеей «классовой борьбы». Четвертый – через формирование при администрации Шэн Шицая советского советнического аппарата281.
Москва стремилась обрести опору в регионе, чтобы нейтрализовать действовавшие в нем вооруженные отряды из бывших белогвардейцев; не допустить создания в Синьцзяне прояпонского марионеточного государства типа Маньчжоу-Го; сформировать плацдарм для контактов с КПК, а по возможности и для проникновения через Лобнор в Южную Монголию282.
Чан Кайши был не менее заинтересован в установлении своего контроля над Синьцзяном, который однозначно считал частью китайской территории. Этот богатый минеральными ресурсами регион должен был сыграть заметную роль в обеспечении промышленной базы и стать залогом будущего роста экономики страны в целом. Советское присутствие в Синьцзяне было, по его мнению, эквивалентным японскому влиянию в Маньчжоу-Го и противоречило политике ГМД на создание сильного и независимого Китая283. Однако, несмотря на желание не допустить, чтобы северо-западные провинции попали в зависимость по типу Маньчжурии или стали таким же автономным субъектом, как Внешняя Монголия, Чан Кайши реально оценивал силы Национального правительства и проявлял осторожность в этом вопросе284.
В вопросах, касавшихся Монголии, диалог СССР и Китая также складывался сложно. В 1930-х гг. стратегическое значение МНР существенно возросло. Концентрация японских войск вблизи монгольской границы представляла прямую опасность для СССР. В случае оккупации МНР Квантунская армия получила бы выход к советским рубежам в Забайкалье, что резко повышало уязвимость Дальнего Востока и Восточной Сибири. Повод для беспокойства давали участившиеся в конце 1935 – начале 1936 г. вооруженные провокации японцев в районе Тамцак-Булакского выступа285. В связи с этим в 1935–1936 гг. основные усилия Москвы на Дальнем Востоке были нацелены на создание приграничной буферной зоны. Укреплялись военно-политические связи СССР и МНР. Однако Китай традиционно считал Внешнюю Монголию своим протекторатом. В этой связи прямые контакты Москвы и Улан-Батора вызывали недовольство Нанкина.
Кремль опасался возможного сговора Нанкина и Токио о совместных действиях против СССР и МНР. Вероятность подобного соглашения была рассмотрена советским полпредом в Японии К. Юреневым в донесении от 17 января 1936 г. М.М. Литвинову и Б.С. Стомонякову. В документе отмечалось, что Япония не была готова предложить программу сближения, способную заинтересовать нанкинское правительство. Это объяснялось тем, что Китай мог пойти на обострение отношений с СССР в вопросе Внешней Монголии и Синьцзяна в обмен на возврат Маньчжурии. Однако данный сценарий был не приемлем для Токио, а следовательно, охлаждение советско-китайских отношений оставалось не выгодно для Нанкина286. Придя к выводу, что возможность японо-китайского альянса достаточно низка, Москва активизировала