этаж, высоко. Высокие этажи она не очень любила, всегда мечтала пожить на втором. Но до сих пор ниже пятого никак не получалось.
В оконце консьержки горел свет. Когда они вчера приехали, там было темно и никого не было. Едва она отошла от лифта, оконце приотворилось, и оттуда показалась голова седой, похожей на облетевший одуванчик старушенции. Волосы её были увязаны в жиденький пучок, а на кончике носа в лучших традициях едва держались огромные очки с перевязанной дужкой.
– Это вы откуда же такие-то? Ох ты, какой лягушонок! – воскликнула она, заметив Вову.
Лена поздоровалась и сделала вид, что очень торопится, надеясь благополучно проскочить мимо, но не тут-то было. Старушка высунулась основательней и чуть возвысила голос.
– Девушка, вы это из какой же квартиры будете? Что-то я вас раньше не видела. Я тут, знаете ли, всех как облупленных… а вас вот не припомню. И собачку вашу.
– А мы… из сто тридцать второй… – с трудом припомнила Лена номер квартиры.
«Хорошо, что посмотрела. А то и забуду, как назад вернуться», – подумала она.
Старушенция уставилась на неё с явным интересом.
– От Коноваловых, что ли? В гости приехали? Уж не Алиночка (1) ли вернулась?
– Н-нет, – промямлила она, понятия не имея, кто такая Алиночка.
– Так, стало быть, к Евдокии Германовне?
Лена мелко закивала, чувствуя, что пора соглашаться, иначе любопытная бабулька не отстанет. Тут Вова заскулил, и она с облегчением бросилась вон из подъезда.
Вова тут же подбежал к знакомому дереву и сладострастно застыл с поднятой вверх лапой. Натерпелся. Лена стала осматриваться.
Утром, при свете солнышка, двор выглядел иначе, чем вчера, и показался ей гораздо уютнее. Много деревьев и детская площадка с качелями и песочницей, в которой, постукивая лопаткой, ковырялся малыш в красной курточке, а рядом, уткнувшись в книжку, сидела молодая женщина.
Двор был с трёх сторон окружён домами, а многочисленные арки закрывались коваными чугунными воротами. Некоторые из них оставались открытыми, например, та, в которую они въехали вчера. Напротив подъездов стояли скамейки с деревянными сиденьями и гнутыми литыми боковинами.
Лена с удовольствием присела. Под ногами валялись опавшие листья, коричневые и жёлтые, иногда ветер взметал их стайками, и они снова, покружившись в воздухе, мягко ложились на землю.
Осень она любила. Ей нравились влажные осенние запахи, навевающие ощущение смутной грусти, но не тревожной, а светлой. Именно осенью, а не весной, как принято, её охватывало чувство ожидания, предвкушения и перемен, как в детстве перед новым учебным годом. Это была её самая любимая пора.
Она сидела, с наслаждением вдыхая тёплый ароматный воздух, и вот тут-то, впервые со вчерашнего дня, вдруг почувствовала, что смертельно, непреодолимо хочет курить. Сигарет у неё не было.
В институте Лена покуривала с девчонками, но сильно не втягивалась, а после свадьбы муж сразу заставил бросить. Запаха табака он не