как-то не особо трогало, хотя и приносило хоть какое-то облегчение. «Хоть где-то, да обманули, хоть чуть-чуть…» – шептало подсознание.
Именно это и делало предательство менее жестоким. (Про свои иностранные активы, недоступные по закону, но тем не менее существовавшие, она и не думала, хотя и никогда не забывала).
Государство дало этим бойцам достаточно: они, в отличие от других госслужащих, покинули меняющеюся систему сказочно богатыми. Вся сумма была передана наличными долларами по курсу, так что стремительное обесценивание рубля, которое в одночасье сделало нищими всю страну, этим ребятам не грозило.
Падение системы не тронуло их. И сейчас эти бывшие служащие никак не могли считать себя обиженными – единственные люди, которых обошла нищета и безысходность. Те, кто мог не волноваться за свою семью и родных, не думать о каждодневном подорожании в несколько раз и прочих проблемах жестоких девяностых.
Впрочем, даже это безумное расточительство можно было объяснить логически: кому в дополнение к царившему беспорядку нужны ещё почти два десятка высококлассных бойцов, оставшихся без копейки в кармане? Умелых, специально обученных воевать с системой, знающих систему, как свои пять пальцев, но остающихся загадкой даже для своих.
И умные аналитики разваливающейся Конторы оказались правы – ни один из бойцов не думал о мести. Верные служащие обрушающегося государства не испытывали никаких чувств, кроме тягостного недоумения и глубочайшей обиды.
Первое время она лежала на диване, повернувшись лицом к стене, день и ночь. Мышцы, не позволив ей провести и нескольких дней без нагрузки, стали затем обиженно болеть, требуя свою дозу движения. Девушка крутилась на кровати, изламывая тело в сложных движениях, бесконечно потягиваясь и жутко раздражаясь.
Она ела тушенку из банок без опознавательных знаков, не позаботившись даже разогреть. Желудку не нравился подход хозяйки к питанию, но пищу он принимал – бывало и хуже. Жизнь продолжалась, как бы там ни было.
Провалявшись весь день в постели, девушка всю ночь затем ходила по городу, возвращаясь лишь к утру, и проваливалась в сон. Теперь такой распорядок становился привычным, но многолетняя привычка всё равно вызывала чувство неловкости.
Она перестала считать дни, запоминать дату, сознательно сбивала отлаженный организмом ритм. Внутренние часы всё равно исправно подсказывали ей размер временных промежутков. В доме часов не было.
Незаметно для самой себя она стала искать выходы, размышлять о будущем. Не сразу, очень медленно, но желание продолжать жизнь в ней возродилось.
Идея созвать старых друзей по поводу возвращения пришла случайно. Она попросту пыталась найти что-то, что с работой её не связывало никак. С двенадцати лет в училище, восстановить настолько старые связи будет тяжело.
Эти ребята, её школьные друзья, постепенно перестали интересовать её, когда девушка выбрала свой путь. Большинство её бойцов, как и она сама, были одиночками, не имели крепких ниточек,