связывала его с Андреевой.
Известие о том, что Савва Тимофеевич уходит, обрушилось на Станиславского как снег на голову. Константин Сергеевич никак не мог в это поверить. После того как Андреева ушла к Горькому, Станиславский, конечно, опасался, что Савва Тимофеевич лишит их финансирования. Но он этого не сделал. И вот когда, казалось, все уже быльем поросло, гром все-таки грянул, и Морозов вышел из числа пайщиков.
– Как принял это Станиславский?
Морозов пожал плечами. Как он мог это принять – с величайшим огорчением, конечно. Выражаясь языком Писания, Савва был в Художественном театре камнем, поставленным во главу угла. И вот этот камень убирают. Это был тяжелейший удар для Константина Сергеевича, да и для всех, кто имел к театру хоть какое-то касательство.
– Как вы полагаете, театр без вас выживет? – с любопытством спросил статский советник.
– Надеюсь, что выживет, конечно. Однако жить ему будет куда труднее.
Тут мануфактур-советник внимательно посмотрел на Нестора Васильевича, и вид его сделался растерянным. Не думает же господин Загорский, что Станиславский или Немирович захотят из мести его убить?! Это ведь невозможно!
Загорский отвечал, что Станиславский, может, и не захочет. Может быть, даже не захочет и Немирович-Данченко. Но театр – это не только его основатели. Там полно других людей, которые кровно заинтересованы в его благополучии. Но все же, все же почему Морозов решил оставить Художественный театр?
– Я же говорил вам, мне хотелось разорвать все связи с Андреевой.
– Только поэтому?
Савва Тимофеевич замялся, лицо его на миг сделалось беззащитным. Нет, не только, конечно. Разразился экономический кризис, а театр требовал слишком много сил, времени и денег. Не было у него возможности тащить на себе подобное предприятие.
– Ну, хорошо, – кивнул Загорский. – Не хотите называть подлинной причины, дело ваше. Но все-таки что вас натолкнуло на мысль, что вас хотят убить? Слежка? Угрозы со стороны Красина?
Мануфактур-советник покачал головой. К слежке он привык. За ним давно ходят агенты охранного отделения, какие-то черносотенцы и всякая тому подобная шантрапа. Что же до Красина, то инженер никогда не произносил вслух никаких угроз. Были, конечно, абстрактные разговоры о суде истории, об ответственности перед народом и всякая подобная чепуха. Но на это он плевал с высокого дерева; Красина он не боится, Красин не убийца.
– А кто, по-вашему, убийца? – вопрос прозвучал, пожалуй, слишком прямо.
С минуту Морозов подавленно молчал. Загорский внимательно изучал модуляции его физиономии, потом кивнул, как бы подводя для себя некий итог. Савва Тимофеевич не просто знает убийцу, он видел его, не так ли?
Тот поморщился, как от зубной боли, на Загорского не смотрел. Ну, смотри не смотри, отвечать-то все равно надо, тем более что статский советник и сам уже все угадал.
Савва Тимофеевич наконец решился: да, он видел. Причем видел при таких обстоятельствах, что не может быть