бровь. Я шикнула на него и зажмурилась, вжимая палец в тёплую кожу, но всё же не сильно надавливая. Я представила, как сходит воспаление, как вновь срастаются частички кожи, закрывая неглубокий порез. Пальцу стало горячо, а в голове налилась тяжёлая боль. Я открыла глаза и победно улыбнулась Арекелу:
– Ну, что я тебе говорила?
Аркел недоверчиво ощупал кожу, снова ставшую белой и гладкой.
– Будь ты проклята, ворожея!
Мы рассмеялись.
Аркел склонил голову, рассматривая место ссадины, потом порывисто схватил мою руку и расцеловал костяшки.
– С ума сойти, Ивель! Это невероятно. Что ты сделала? Что это, если не ворожба?
Я пожала плечами. Меньше всего мне сейчас хотелось думать о тех мертвецах, с которыми я возилась по воле Ферна.
– Я просто захотела, чтобы ссадина прошла.
– Если я захочу, у меня тоже получится?
– Почём мне знать. Попытайся, только не сейчас, пожалуйста.
Я склонилась над Аркелом и поцеловала его в губы. Мне больше нравилось, когда он был занят делом, а не болтовнёй.
Иногда мне очень хотелось, чтобы мы с Аркелом были простой влюблённой парой. Гуляли по Стезелю, заходили к лоточникам, пили горячий сбитень прямо посреди гудящих улиц, покупали пряники и леденцы, а потом шли выбирать новые ленты для волос.
Но мы не были просто парой. И, по сути, не были влюблены.
Понятия не имею, как нас притянуло друг к другу и почему так долго не разводило по разным сторонам. Падальщица и лицедей – меня тянуло к нему из-за нарядов, а его, вероятно, из-за моей деятельности или происхождения. Мы оба искали диковин, а нашли друг друга.
День выдался свободным: и от мертвецов, и от жаждущих зрелищ живых. Мы вяло попытались исполнить мою мечту и отправились в город, стараясь делать всё так, как положено парам: я надела бледно-голубое платье и накидку, Аркел – штаны с камзолом, не шутовской наряд. Мы действительно пили сбитень и ели калачи, но горожане толкались в спины, с улиц несло лошадиным навозом и рыбой, успевшей завонять по пути из Зольмара. Наверное, будь я и правда влюблена, эти раздражающие мелочи показались бы милыми, но я всматривалась в Аркела – то открыто, то украдкой – и понимала, что моё сердце остаётся глухо к этому мужчине, несмотря на то что тело по-прежнему жаждет его ласк.
Я уже хотела распрощаться с Аркелом, договорившись о встрече на другой день, как вдруг всё решилось само собой. К нам протискивалась высокая беловолосая фигура, и боковым зрением я узнала брата. Узнал и Аркел, совершенно не мужественно исчезнув так, что позавидовал бы любой фокусник.
– Ивель! – прогрохотал голос брата, и я остановилась, хмуро глядя на него поверх надкусанного калача.
Мы с Лагре были очень похожи – оба пошли в отца, светловолосые и хорошо сложённые. В юности я печалилась, что не унаследовала мамин нежный румянец щёк и тонкий изящный нос. Если Лагре шли грубоватые черты лица, делая его мужественным и твёрдым,