прекратиться… Пока я не сгорела в ней окончательно.
– Потерпи, Хендрик. И хватит обиженно морщиться, это меня сбивает с настроя, – пропыхтел Вейрон, и сосредоточенная морщина пролегла на его лбу. – Все не так и плохо, да? Когда еще ты окажешься с парнем наедине?
Никогда… Никогда не окажусь. Теперь я знала это совершенно точно. Никогда не позволю к себе никому прикоснуться.
Утопая в агонии ненастоящей страсти, я и ненавидела Кристиана, и любила его до беспамятства. Это сводило с ума, отравляло веру в себя. В людей. Ее во мне и без того немного было.
«Тебе нужен дар проходимца или нет?»
Крис жарко целовал шею, пытаясь сильнее разжечь пламя, и без того меня пожиравшее. А в мою рациональную голову приходили догадки одна за одной.
Все встало на свои места. День сиятельных божественных даров, праздник весны и процветания… Запрещенный ритуал, забытый храм, зелье страсти. И добровольная жертва, принесенная по любви.
На нашей вчерашней прогулке Крис признался, что планирует взлететь высоко. Как и я, он уже получил статус сира: его талант был неоспорим. Единственное, что отделяло его от работы при дворе – способность ходить порталами. Переходы между мирами парню не давались.
– Я… п-передумала, – сглотнула шепотом, едва дыша под тяжеленным телом. – Я… забираю свои дары… Я отказываю… Я тебя не люблю. Это все неправда, твой ритуал не сработает. Ты просто лживый… мерзавец… и не заслужил внимания богов.
– Брось, детка. Нельзя забирать подарки, – насмешливо ворчал гаденыш, желавший ценой моей боли и унижения купить себе пропуск в королевский двор. – К тому же ты горишь, как вархов факел. Агония убьет тебя к утру, если не дать ей выход…
– Пусть… убьет, – выдохнула жалобно. – Но только не так… только не так…
Крис продолжал меня целовать. Гладить. Прикасаться так, как ни один целитель на диагностике себе не позволил бы. Иначе тут же лишился бы магической практики.
Омерзительное хихиканье Меридит отравляло воздух, и мне расхотелось дышать. Чернота заливала глаза, я едва видела точеный профиль парня. Каменный живот пульсировал, забирая меня в воронку ненастоящих чувств.
Я скребла ногтями алтарь, дрожа от унижения, сгорая от навязанного желания. Слезы катились по горячим вискам, падали на холодный камень. Пересохшие губы сами по себе шептали: «Имира… Имира… Имира…».
Но Сиятельной богине не было до меня дела. Она сама пала жертвой жестокой воли богов.
Обиднее всего было, что Меридит на это смотрит. И, видит Варх, никогда не забудет.
– Не трясись ты, Хендрик… Будет не больно. Как детеныш каффы укусил, – бормотал Вейрон успокаивающе, пока я содрогалась под ним от рева. – Ты ведь сейчас хочешь этого даже больше, чем я…
Нет! Не тут, не так… не с ним… Из груди вырвался нечеловеческий вой, и Крис отшатнулся, схватился зачем-то за ремень брюк, до сих пор не спущенных.
А я больше не видела его лица. Только черноту. Она врывалась в храм сквозь щели в полу, из земных недр, а то и вовсе