от Царева места далеко, вместе с боярами». Несмотря, однако, на этот неслыханный почет, Иоанн воли Симеону не давал и сам вел все важнейшие дела, а затем и свел его через два года с Москвы в Тверь, дав ему наименование великого князя тверского.
Видя, что слово «опричнина» возбуждает много неудовольствия и лишние толки у иностранных государей, Иоанн решил его заменить словом «двор», но по существу она оставалась той же и при новом своем наименовании.
Любопытные наставления давались гонцам, отправлявшимся в Литву; на случай, если их спросят об опричнине, им приказано было говорить: «Мы не знаем Опричнины; кому велит Государь жить близко себя, тот и живет близко, а кому далеко, тот далеко. Все люди Божий да Государевы… Если же кто станет спрашивать: для чего Государь велел поставить себе двор за городом? – отвечать: для своего Государского прохладу».
Злоупотребляя излишним царским доверием, опричники, усердно искореняя боярскую крамолу, позволяли себе, как мы говорили, много насилий и своеволий, а также и оговаривали многих невинных людей, которые делались затем жертвами подозрительности Иоанна.
И вот на защиту этих невинных жертв смело выступил против Грозного царя святитель Филипп, выбранный самим Иоанном на Московскую митрополию, вслед за Афанасием и Германом – преемниками Макария. Филипп происходил из боярского рода Колычевых, родственного с Захарьиными-Юрьевыми-Кошкиными и Шереметевыми.
В молодости своей он состоял при великокняжеском дворе, и Иоанн, будучи еще ребенком, знал его лично. Скоро Филипп, наскучив миром, постригся и, пройдя чрез самое суровое подвижничество в Соловецком монастыре, был поставлен в нем игуменом; в этом звании он быстро стяжал себе известность своими замечательными хозяйственными способностями, и бедная до него обитель, славная до той поры лишь святостью жизни своих иноков и многими чудесами, явленными ее первыми основателями святыми Савватием и Зосимою, быстро пришла в цветущее состояние. В 1566 году государь вызвал Филиппа в Москву и объявил о своем желании видеть его на митрополичьем столе. Последний ответил, что согласен – под условием уничтожения опричнины. Царь разгневался, однако настоял на своем, причем Филипп, принимая новый высокий сан, обязался особой записью: «в Опричнину ему и в Царский домовой обиход не вступаться, а после поставления, за Опричнину и за Царский домовый обиход митрополии не оставлять».
Филипп. От века не слыхано, чтобы благочестивые Цари волновали свою державу, и при твоих предках не бывало того, что ты творишь; у самих язычников не происходило ничего такого.
Иоанн. Что тебе, чернецу, за дело до наших Царских советов? Разве ты не знаешь, что ближние мои встали на меня и хотят