уха и она упала на землю, назвали Ганга-Дуссерой. С тех пор его празднуют каждый год.
– Но все говорят, что Ганга течет из волос Шивы! – возразил Пран.
– То было раньше, – пояснила старая госпожа Тандон. – А потом она затопила священные земли Джахну, и он в гневе выпил ее воды. В конце концов он выпустил ее из своего уха, и она спустилась на землю. Вот почему Гангу называют Джахнави – дочкой Джахну. – Госпожа Тандон улыбнулась, представив себе и гнев мудреца, и счастливый исход тех событий. – А три или четыре дня спустя, – сияя, продолжала она, – в ночь полнолуния месяца джетха другой мудрец, покинувший свой ашрам, пересек Гангу по пипал-пулу – мосту из листьев священного фикуса. Вот почему это самый важный, самый священный и благоприятный день для омовений.
Госпожа Капур не согласилась. Каждому известно, что легенда о Пул Меле – чистой воды вымысел. Разве в Пуранах, Эпосе или Ведах упоминается эта история?
– Нет, но все знают, что так оно и было, – ответила госпожа Тандон.
Они подошли к кишащему людьми понтонному мосту. Народу здесь собралось столько, что движение почти остановилось.
– И где же об этом написано? – упорствовала госпожа Капур. Она немного запыхалась, но говорила с большим чувством. – Откуда мы знаем, что это правда? Лично я не верю. И никогда не полезу в толпы суеверных, желающих совершить омовение в Джетх-Пурниму – ночь полнолуния. Считаю, что это может принести только несчастье.
У госпожи Капур было очень твердое мнение насчет религиозных праздников. Она не верила даже в Ракхи, полагая, что единственный праздник, по-настоящему прославляющий священные родственные узы между братьями и сестрами, это Бхай-Дудж.
Старая госпожа Тандон не захотела ссориться со своей самдхиной, тем более на глазах остальных родственников – и тем более когда они пересекали Гангу, – и потому смолчала.
На северном берегу Ганги, по другую сторону понтонных мостов толпы были поменьше, да и палаток стояло не так много. Идти зачастую приходилось по рыхлому песку. С очередным порывом ветра песок полетел прямо на паломников, с трудом пробирающихся на запад, к платформе Рамджапа-бабы́.
Пятеро были лишь малой частью длинной процессии путников, двигающихся в том же направлении. Вина и остальные женщины прикрывали лица свободными краями сари, Пран и Кедарнат – носовыми платками. К счастью, астма Прана пока не давала о себе знать, хотя хуже условий для астматика нельзя было и придумать. Наконец длинная тропа привела компанию к тому месту, где ярдах в пятидесяти от берега реки возвышалась на деревянных и бамбуковых опорах крытая тростником, украшенная листьями и гирляндами из бархатцев и окруженная многотысячной ордой паломников платформа Рамджапа-бабы́. Здесь святой жил и во время фестиваля, и после него, когда платформа превращалась в остров. Целыми днями он только и делал, что твердил имя Господа: «Рама, Рама, Рама, Рама» – почти непрерывно в часы бодрствования и иногда даже во сне (чем и заслужил свое прозвище).
Аскеза и то, что люди принимали за добродетельность, помогли Рамджапу-бабé обрести всенародную славу и могущество.