прошу прощения, но я не могу уйти с поста. Вам придется его забрать.
– Да-да, конечно, понимаю…
– И считаю необходимым сообщить…
– Да-да, продолжайте, говорите!
– Возможно, мальчика не стоит перевозить в его теперешнем состоянии. Что ж, жду вас в лагере.
– Хорошо. Как вас зовут?
– Кабир Дуррани.
– Дуррани? – В голосе Махеша Капура послышалось искреннее удивление: воистину горе объединяет всех людей, независимо от вероисповедания. – Есть же такой математик?
– Да. Я его старший сын.
– Прошу, простите меня за резкость. Мы все на взводе. Я приду немедленно. Как он? Почему его нельзя транспортировать?
– Лучше быстрее приходите, и сами все увидите, – ответил Кабир. Потом, сообразив, как пугающе звучат его слова, тут же добавил: – Он цел, никаких видимых глазу травм у него нет.
– Под восточной стеной, говорите?
– Да, под восточной стеной.
Махеш Капур положил трубку и повернулся к семье: родные ловили каждое его слово.
Пятнадцать минут спустя Вина наконец заключила Бхаскара в объятья. Она сжимала его так крепко, что со стороны они могли показаться одним целым. Мальчик по-прежнему не пришел в сознание, однако лицо у него было спокойное. Мать без конца трогала его лоб и шептала его имя, снова и снова.
Когда отец представил ей усталого молодого человека из центра оказания первой помощи – сына доктора Дуррани, – она протянула руки к его голове и благословила его.
Дипанкар, который после давки не мог думать ни о чем, кроме смерти, сказал:
– А вообще-то это важно, бабá?
– Да. – Святой опустил добрый взгляд на четки, и его глазки изумленно заморгали.
Четки эти купил Дипанкар – одни для себя, а другие (по неясной даже ему самому причине) для Амита. Перед тем как покинуть Мелу, он попросил Санаки-бабý освятить их.
Санаки-бабá сложил руки чашей, взял четки и спросил:
– Какая форма, какая сила особенно тебе близка? Рама? Кришна? Или Шива? Или Шакти? Или Ом?
Поначалу Дипанкар не услышал и не понял вопроса. Разум его вновь и вновь возвращался к тем ужасам, которые он видел – или, скорее, испытал. Перед глазами возникло изувеченное тело старика; наги кололи его, толпа месила ногами… Хаос и безумие. Неужели к этому сводится человеческая жизнь? Какой в этом смысл? Неужели он здесь для этого? Теперь мечта узнать все, понять все казалась Дипанкару невероятно жалкой и пустой. Он был растерян, сломлен и напуган, как никогда.
Санаки-бабá положил руку ему на плечо. Хотя вопроса он не повторил, его прикосновение вернуло Дипанкара в настоящее – обратно к тривиальности великих идей и великих богов.
Санаки-бабá ждал ответа.
«Ом для меня слишком абстрактен, – подумал Дипанкар, – Шакти слишком таинственна, к тому же с меня этого хватило в Калькутте; Шива слишком свиреп, а Рама слишком благочестив. Кришна, вот кто мне подходит».
– Кришна, – ответил он.
Ответ вроде бы удовлетворил Санаки-бабý, но вслух он лишь повторил названное Дипанкаром имя.
Взяв